Вы замужем за психопатом? - Надин Бисмют

PS: Если тебе хочется отдохнуть, мы можем вместе приехать сюда этой осенью. А насчет здешней еды я переборщила.

Когда я заявила Пьеру, что поеду к Ребекке, он удивился, почему не к Валери. Моя старшая дочь жила на Южном Берегу[6] через две улицы от нашей, в ее доме была гостевая комната, и к тому же я могла бы посидеть вечером с ее детьми. Марк как раз работал в ночную смену: хоккейный финал, который привел в возбуждение весь центр города, был в разгаре. А Ребекка жила в маленькой трехкомнатной квартирке в центре самого модного района Монреаля – Плато Мон-Руайаль, что в двух десятках километрах от нас. Таким образом мне придется ночевать на диван-кровати в большой комнате, закрыв глаза на то, что у Ребекки нет твердого рабочего графика, а значит, если она будет возвращаться слишком поздно или вставать чересчур рано, мое присутствие вполне может начать действовать ей на нервы.

– И к тому же попробуй припаркуйся в этом районе! – заключил Пьер.

Вот почему в то утро я воскликнула «Бинго!», когда, дав задний ход и развернув колеса моей «джетты» так, что мне все же удалось втиснуться между стоявшими там «джипом» и «плимутом», на бампере которого красовалась наклейка «Fuck Bush»[7], я пристроилась у подножья крутой лестницы, огибавшей триплекс на улице Ментана. Там моя дочь снимала квартиру на втором этаже. Но беспокойство Пьера передалось и мне. Пока я ехала, в голове у меня вертелась единственная мысль: долго ли мне придется кружить по соседним улицам в поисках стоянки? И если я ее не найду, нужно ли мне будет разворачиваться, ехать в обратную сторону по мосту вплоть до Южного Берега, а значит, мой план рассыплется в дым? План состоял в том, чтобы провести немного времени с Ребеккой, но самое главное, организовать ей встречу с другом детства Рафаэлем, который был сыном моей ближайшей подруги Мюриель.

Утренний апрельский ветерок дул прямо в лицо. Пока я вытаскивала свои вещи из багажника, на противоположной стороне улицы один высокий мужчина, одетый в костюм в полосочку, поторапливал своих детей, не желавших садиться в его «субару». Его доводы – «не получите видеоигр», означавшие предел его терпению, – однако не могли перекрыть дружный ор двух девчушек, в знак протеста швырнувших на землю коробки со школьным завтраком. Я подумала: и как это я не договорилась с Ребеккой о конкретном времени, что, впрочем, вроде не сильно ее озаботило. «Хорошо бы ты приехала до шести, я бы тебе отдала запасной ключ», – такова была ее единственная просьба. Пока я карабкалась на балкон второго этажа с явно подгнившими перилами, от «субару» уже почти след простыл. Мне открыла Ребекка. Завернутая в зеленое полотенце, с красным тюрбаном на голове и мобильником, прижатым к уху, она чмокнула меня в щеку, прикрывая рукой телефонный микрофон.

– У-я, цветы!.. воскликнула она.

Она крепко обняла меня и тут же заметила, что цветы ей не дарили уже миллионы лет. «Однако мой расчет – правильный», – подумалось мне. Ее тело было жарким и по-прежнему гибким и упругим. Дверь за мной захлопнулась, а она исчезла в глубине коридора, подпрыгивая на кончиках пальцев, – причиной тому был гулявший по квартире сквозняк. Ребекка тем временем ворковала в трубку:

– Да, да, моя мама. Надолго?.. На пару дней…

Я поставила свой чемодан в гостиной, к которой примыкала крохотная прихожая, заваленная туфлями и сапогами моей дочери, а букет тюльпанов положила на журнальный столик, где он занял место между треснутой кофейной чашкой, банкой с яблочным пюре, кучей книг, большая часть которых была открыта и повернута вверх тормашками, так, чтобы можно было всегда найти нужную страницу. Если моя дочь читает запоем, то это потому что она работает журналисткой в отделе культуры крупной монреальской газеты и каждую субботу, в секции Д, публикует свои литобзоры, хотя, по ее словам, всем на них наплевать. «В лучшем случае, – утверждает она, – люди считают звездочки в сноске». Ну, а мне-то приходится ее все время разуверять: «А я, моя дорогая, всегда с большим вниманием читаю все, что ты пишешь». Но это ладно! Больше всего, конечно, меня интриговал ее роман, своеобразная сага, в которую она посвятила меня еще в пору своей учебы на филфаке. Но когда наконец он будет завершен, я понятия не имела. Из уважения к тайне, которая, как говорят, сопровождает любой творческий акт, я уже давно не задавала вопросов, отчего, впрочем, никак не ослабевал мой интерес к повествованию, действие которого разворачивалось в конце XVII века. Героиней романа была одна из «королевских дочерей» Новой Франции по имени мадемуазель Анна, положившая жизнь на алтарь просвещения. Должна сказать, что я всегда питала слабость к персонажам-педагогам, ведь сама я до ухода на пенсию год назад работала преподавателем.

– Будь как дома, мамуля! – донесся из сумрака коридора Ребеккин радостный голос. – Я пошла одеваться.

Чтобы в комнате было посветлее, я резко отдернула хлопчатобумажные шторы, и в этот момент случилось нечто. По привычке я пошла поправить прическу, и, поскольку в гостиной не было зеркала, мне пришлось проследовать в ванную. По ней разносились фруктовые запахи мыла и шампуня, и тарахтел вентилятор. Мне нужно было торопиться: влага могла превратить мою укладку в пошлые кудряшки. И вдруг, стряхивая с расчески волосы в мусорное ведро около унитаза, я обомлела. Среди брошенных «клинексов» я увидела смятый резиновый цилиндрик песочного цвета, наполненный сероватой жидкостью. Я схватилась за горло. В этот момент в комнате Ребекки включился фен. Никогда в жизни я не видела так близко презерватив, а тем более, имевший отношение к моей дочери, и я не знала, что меня потрясло больше: факт, что Ребекка не сказала мне, что с тех пор, как рассталась с Симоном, у нее кто-то есть, или то, что, не решившись стряхнуть волосы на этот презерватив, который показался мне, клянусь, – еще влажным, я запихнула их во внутренний карман моей сумочки. Но и это еще было не все: еще один презерватив с жидкостью, который виднелся из-под «клинекса», завис на краю мусорного ведра!

Повертев туда-сюда ручкой двери, которой бы явно не помешала смазка, я наконец выбралась из ванной. Ребекка уже была готова: в джинсах и белой кофточке с широкими рукавами, светлые волосы стянуты на изящной шее.

– Я иду вечером на выставку фотографий Рафаэля, – объявила я, стараясь не выдать своего волнения. На этот раз Индии посвящается.

Явно думая о чем-то своем, Ребекка взяла букет тюльпанов с журнального столика.

– Слушай, а стебли надо подрезать?

Я сказала, что нет, и она пошла наливать воду в вазу для цветов. Ей нужно было на пресс-конференцию. Вернется она к ужину. Из ванной донеслось щелканье коробочек. Это косметика – подумала я: компакт-пудра, румяна, губная помада. Но как после только что увиденного быть с моим планом? – спрашивала себя я и все же решила: раз об этой связи она мне ничего не сказала, значит, нет ничего в ней серьезного! Так, интрижка, не больше. Но, о боже, подумалось мне вскоре, а вдруг этот мужчина уже женат? Он явно не ночевал здесь, иначе бы Ребекка попросила меня приехать в любой момент после определенного часа, но ни в коем случае до десяти часов.