Локумтен - Дмитрий Таланов

— Я сам как-нибудь, — ответил он.

Ему было обидно, что его поймали на простой вопрос. Теперь старуха, как пить дать, присвоит жезл с плащом и такой удобный вещмешок. Защищаясь от ночного холода, Филь подтянул к подбородку колени и обхватил их руками, мрачно глядя на людей напротив. Его тянуло в сон, но он таращил глаза, не желая упустить шанс разглядеть дорогу или даже сбежать.

Помятый верзила с синяком в пол-лица, на котором не остывало любопытство с момента появления Филя, сказал:

— Смотри-ка, а мальчонка-то не прост!

— Поглядим, что он запоет, когда познакомится с эмпаротом, — лениво отозвался сидевший в углу одноглазый старик. Из его плохо зажившей глазницы сочилась слеза.

— Выложит ему свои грехи как на блюде, — пообещал сидевший рядом худой юноша с темным изможденным лицом.

— А там или в Алексу, или в Запретные Земли, как повезет, — сипло заключил еще один, прятавшийся в тени, откуда поблескивали только его осторожные паучьи глазки.

— Молчать, волчье племя! — рыкнул стражник, который только что наподдал Филю.

Из хижины скорым шагом вышел офицер, взобрался на передок телеги, и они тронулись. Филь зря надеялся разглядеть что-нибудь в кромешной тьме, покрывавшей город. Он лишь заметил, что каменных домов здесь было немного, всё больше деревянные, хоть и добротные, а тротуары — необычно широкие. Мостовая была выложена тщательно выровненной брусчаткой, которая, однако, не давала отсвета от луны, появившейся в небе. Как в его родном городе, где все улицы и дома были из известняка желто-розового цвета, который никогда не отражал луну. И даже широкая набережная, дугой охватывающая забитую шхунами бухту, была выложена из него же. Только дорога к их дому была обычная, грунтовая, легко раскисающая от дождей.

Оказалось, он всё-таки заснул. Короткий сон не освежил его, скорее, окончательно превратил в сомнамбулу. Голова прямо держаться не хотела, качалась. Осоловело оглядевшись, Филь понял, что они прибыли то ли на место уплаты налогов, то ли в какую-то тюрьму. Их окружали каменные стены, которые сходились впереди к арочному проходу, перегороженному решеткой.

У решетки с лампой в руке стоял человек.

— Каков сегодня улов, тесерарий? — сонно поинтересовался он у офицера.

— Обычный контингент, господин префект, — ответил тот, слезая с телеги и отдавая честь. — Кроме одного малолетнего: одежда на нем хорошая, почти новая, руки чистые, обуви нет. Кто такой, не говорит. Зовут Филь Фе.

— Как это может быть, тесерарий? — удивился префект, лениво отмахиваясь от приветствия. — Кто такой, не говорит, но имя сообщает!

Подойдя ближе, офицер пояснил:

— Говорит, что Мастер Фе — не его отец.

Господин префект проговорил с усмешкой:

— В этом нет ничего удивительного, он немногим родной отец в той семье. Хотя постойте! — спохватился префект. — Их мальчишку звали по-другому, и он вроде уже умер. А этого, говорите, зовут Филь? Сколько ему лет?

— Лет десять-двенадцать, — ответил офицер. — Мальчишка довольно крепкий на вид.

Г-н префект задумался.

— Насколько я слышал, после смерти Флавионы в Хальмстем назначен Флав, то есть семья Фе должна была убраться оттуда… А значит, этот малый совсем недавно еще был там. Тесерарий, я знаю человека, которого это заинтересует и он будет вам благодарен за эту поимку. Я заберу у вас мальчишку!

Он поспешил назад к решетке.

— На кого мне следует его записать? — спросил офицер.

— На Клемента, личного секретаря императора, — раздался ответ префекта, исчезающего в темноте.

Офицер, казалось, удивился, но ничего не сказал. Сделав знак стражникам отпереть клетку, он махнул Филю выбираться из неё. Мальчик неловко спрыгнул на мостовую. Не поверив себе, он переступил с ноги на ногу — мостовая не холодила ступни, как должна была. Офицер выгнал из клетки остальных и, построив их, дал знак стражникам вести их к решетке. Филя он отстранил в сторону, и тут позади них послышался цокот копыт.

— Эй, как там тебя, Филь! — раздался из темноты властный голос.

Мальчик обернулся: тот, кто недавно стоял с лампой у решетки, уже сидел верхом на здоровом скакуне, недобро косящим по сторонам.

— Забирайся, поедешь со мной!

Попроси он забраться по вантам в смотровую корзину, Филь бы не смутился. Но на коня… Еще малышом он уяснил, что лошадь опасна со всех сторон и неудобна посередине. Надеясь избежать поездки, он вежливо ответил, воспользовавшись одним из оборотов Лентолы:

— Весьма сожалею, сударь, но я не знаю как.

— Весьма сожалею, малыш, но у меня нет времени тебя учить, — был ему ответ, и Филь почувствовал, как его поднимают за шиворот над землей.

Префект опустил его, полузадушенного, перед собой в седло, потом развернул и пришпорил коня. Они выехали через ворота, в которые пять минут назад въехала телега, и понеслись по ночному городу. Филь думал, что, оказавшись на улицах, префект сбавит ход, но он продолжал нестись бешеным аллюром, мало беспокоясь о том, что его лошадь едва вписывается в повороты.

Скоро перед ними в темноте нарисовались угрюмые башни замка, освещенного многочисленными факелами. По размеру замок не уступал Хальмстему. Он стоял на невысоком холме, окруженный рвом. Через ров был перекинут мост.

— Префект стражи к императору! — не убавляя хода, крикнул всадник, влетая на мост.

Цепь вооруженных людей разошлась, пропуская его. Въехав во двор столь большой, что было непонятно, где он кончается, префект соскочил с лошади и спустил Филя. Бросив поводья мальчику, он взбежал на невзрачное крыльцо и негромко постучал.

С поводьями в руке Филь попятился от коня, но тот шагнул следом. Мальчик замер, вынужденно превратившись в статую, косясь на копыта размером с тарелку. И выдохнул с облегчением, когда услышал, что дверь наконец открыли.

— Передайте г-ну секретарю, — сказал префект, — что к нему залетела маленькая птичка из далекого Хальмстема.

«Попытка понять поступки императора Фернана, не поняв его души, — это попытка увидеть ложь без знания истины. Это попытка понять тьму без знания света…»

Клариса Гекслани, «История Второй Империи, Комментарии»,

1-е издание, репринт, Хальмстемская библиотека

Филь проснулся оттого, что у него нестерпимо чесалось в носу. Не открывая глаз, он чихнул, но чесаться не перестало. Тогда он перевернулся набок, но это тоже не помогло. Когда сдерживаться стало невозможно, Филь приподнялся на локтях и чихнул так смачно, что его глаза открылись сами собой.

Мальчик лежал на подушках в ослепительных лучах солнца, глубоко вдыхая душистый воздух. Он был наполнен странным, ни на что не похожим ароматом, к которому примешивался более знакомый запах дыма от костров. Поведя глазами вокруг, Филь обнаружил себя лежащим на гигантской кровати, стоявшей посередине комнаты размером с Малую гостиную Хальмстема.