Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира - Александра Маринина

предположить, что его держали в качестве заложника, что вполне разумно. В английском тексте между словами о том, что дядя Вустер вернулся, и приказом освободить Уэстморленда стоит двоеточие, которое в данном случае должно трактоваться как «то есть» или «из этого следует»: «Раз Вустер вернулся, значит, надо освободить…» – “My uncle is return’d: / Deliver up my Lord of Westmoreland.” В русском же переводе между этими фразами поставлены точка и тире: «Вернулся дядя. – Лорда Уэстморленда / Освободить». Если бы точки не было, тире вполне выполнило бы функцию двоеточия, однако точка все портит и заставляет строить всякие предположения. Более того, в таком варианте тире, поставленное после точки, дает основания думать, что фраза про освобождение Уэстморленда вообще не имеет отношения к предыдущим словам. Типа «это про другое». Именно таким сочетанием знаков препинания (точка – тире – фраза – тире) оформлены в данном переводе ситуации, когда персонаж, говорящий с другим персонажем, вдруг отвлекается и сообщает что-то третьему лицу. Ладно, оставим сложности синтаксиса и вернемся к реальным действиям. Попробуем исходить из двоеточия в английском оригинале и считать, что Уэстморленд – заложник. Но ведь Блент приходил к мятежникам один-одинешенек, никакого Уэстморленда с ним тогда не было. Были бы вдвоем – еще можно понять: Блент возвращается к королю за гарантиями, что когда Вустер придет с ответом от Перси, его не тронут и спокойно отпустят назад, а Уэстморленд пока побудет у мятежников в качестве страховки. Нормальный расклад. Но – повторяю – Уэстморленда там не было! Тогда как и почему он туда попал?

– Какие новости, дядя? – спрашивает Хотспер.

– Король собирается немедленно начать сражение, – нагло врет Вустер прямо в глаза доверчивому и темпераментному племяннику.

– Пошлите ему вызов с Уэстморлендом, – тут же советует Дуглас.

– Вот и скажите ему об этом, Дуглас, – говорит Хотспер.

– Да с удовольствием, – отвечает Дуглас и уходит.

Значит, пошел к Уэстморленду. И все-таки: что он делает у мятежников и как там оказался? Не дает мне покоя этот вопрос.

– В короле нет ни капли милосердия, – продолжает врать дядя Вустер.

– А вы что, просили о милосердии? – негодует Хотспер. – Да боже упаси!

– Я очень деликатно изложил все наши претензии и сказал, что он нарушил клятвы. А он в ответ на голубом глазу заявил, что все клятвы он сдержал, а мы – бунтовщики и изменники и нас надо покарать всей мощью государства, представляешь?

ВходитДуглас.

Битва при Шрусбери.

Художник Henry Courtney Selous, гравер Linton, 1860-е.

– Ну все, друзья мои, беремся за оружие! – восклицает он. – Заложник Уэстморленд отнес мой вызов королю. Теперь Генрих немедленно нападет на нас!

Ах вот как, все-таки Уэстморленд – заложник. Создается впечатление, что какой-то кусок выдрали из предыдущего акта, а концы не зачистили.

Вустер сообщает Горячей Шпоре, что принц Уэльский вызывает его на поединок.

– Эх, если бы можно было все уладить одним поединком! Конечно, было бы хорошо, если бы сражались только мы двое, а не тысячи солдат, – вздыхает Хотспер.

И тут же интересуется:

– А как принц Гарри выглядел, когда посылал мне вызов? Небось говорил обо мне с презрением?

– Да ну что ты! – отвечает ему Вернон. – Он был спокойным и скромным. Ну, как будто брат вызывает брата померяться силами в учебной схватке. Принц очень высоко тебя ценит, он так уважительно и с восхищением перечислил твои заслуги и подвиги, всячески хвалил и превозносил. А потом, знаешь, так покраснел и начал сам себя порицать за распущенность. В общем, если он выберется живым из сражения, то станет ярким примером того, как можно из беспутного юнца превратиться в человека, подающего большие надежды.

– Ой, уж не влюбился ли ты в него, кузен? – язвительно спрашивает Хотспер. – Да я в жизни не слыхал о принце, который был бы более развратным, чем Генрих. Ладно, плохой он или хороший, а сегодня я померяюсь с ним силой, мало ему не покажется. К оружию, товарищи! Я не великий оратор, моя речь вряд ли вас вдохновит, но пусть вдохновит чувство долга!

Входитпервый гонец.

Он привез письма для Хотспера.

– Нет времени читать! – отмахивается Горячая Шпора и продолжает мотивирующее выступление: – Друзья мои, жизнь коротка! Но если проживать ее бесславно, то и самая короткая жизнь будет тянуться бесконечно. Если останемся в живых – свергнем королей, а если погибнем, то и принцев заберем с собой в могилу! Оружие свято, если поднято за правое дело!

Входитвторой гонец.

– Милорд, приготовьтесь, королевские войска уже совсем близко.

– Ну и хорошо, что он меня перебил, – говорит Хотспер, которому, кажется, уже невмоготу толкать свою речугу. – Не мастер я языком молоть.

Но все-таки не может остановиться и произносит еще много слов о предстоящей битве и о том, что сейчас «многие прощаются навек».

Трубы. Они обнимаются и уходят.

Помимо непоняток с Уэстморлендом у меня появился еще один вопрос по данному эпизоду: а почему дядя Вустер так уверен, что Хостпер с удовольствием примет предложения короля о полной амнистии? Генри Перси Горячая Шпора – и добровольно откажется от сражения? Да полно! Не верю.

Что же касается переговоров о перемирии, то они действительно велись, только при посредничестве аббата Шрусбери, а вовсе не Блентом и Вустером. Поскольку переговоры успехом не увенчались, королевские войска пошли в атаку.

Ложь графа Вустера о том, что мирные предложения отозваны и король вот-вот нападет на повстанцев, кажется на первый взгляд авторской выдумкой для обострения драматизма, однако же позволю себе привести слова хрониста Холиншеда, процитированные в работе Д. Норвича: «Граф Вустер, возвратившись к племяннику, изложил слова короля в своей интерпретации, прямо противоположной тому, что он говорил, и представил их таким образом, что возбудил у племянника такую ненависть к королю, какой у него доселе не было»[10]. Как видим, реальные события часто бывают не менее, а порой и более яркими, чем фантазии творцов.

Сцена 3

Равнина между двумя лагерями

Шум битвы. Входят