«Крыша» для Насти - Фридрих Незнанский

Грязнов заразительно расхохотался, а Климов немного смутился от такого поворота событий. Но смех был необидным, и следователь успокоился. Даже оправдаться попробовал, что по части спиртного он — не очень.

— Вот это и опасно, — тоже смеясь, заметил Турецкий. — Это нам со Славкой не страшно, мы сами споим кого хочешь, а с молодыми проводить такие эксперименты жестоко. Ладно, оставим идею на будущее.

А Небылицын, чтобы не терять времени, тут же по городскому телефону созвонился с Малышевым и, представившись ему в качестве члена следственно-оперативной бригады Турецкого и сославшись затем на господина Олейника, быстро договорился о встрече прямо сегодня, в течение ближайшего часа, не откладывая дела в долгий ящик…

Этот Малышев, несмотря на то что своим внешним видом совершенно определенно напоминал обыкновенного, классического «братана», даже в чуть окарикатуренном его изображении, оказался не тупым и упертым парнем, зацикленном на спорте и «качалках», как абсолютное большинство представителей этой уже, к сожалению, не новой на Руси «профессии», а хитрым и осторожным чинушей. И его крупные размеры, наголо обритая большая голова с приплюснутыми, словно придавленными к круглому черепу ушами и «боксерским», проваленным носом, свидетельствовали, скорее, как быстро понял Небылицын, лишь о юношеском увлечении тяжелой атлетикой — не больше. Прежде чем ответить на каждый задаваемый ему вопрос, Иван Сидорович, шевеля губами, будто проворачивал его во рту, потом долго смотрел в глаза собеседнику, пытаясь понять, зачем его об этом спрашивают, и только потом интересовался: «А зачем это вам?» И похоже было, что такова привычная, отработанная форма его мимикрии.

Даже постоянные ссылки на Олейника, настоятельно советовавшего следователям «побеседовать с Иваном Сидоровичем», не успокаивали этого якобы тугодума. На самом же деле, интуитивно чувствовал Небылицын, этот «спортсмен» был себе на уме.

Итак, речь зашла о Латвине, первым помощником которого и работал в свое время Малышев.

— Почему Лев Борисович вдруг оставил свое детище?

Малышев, как уже было сказано, «пожевал вопрос» и спросил в свою очередь:

— А разве это важно для следствия?

— Речь идет не просто о смерти, но об убийстве начальника службы охраны, принятого на работу самим Латвиным, — сухо ответил Небылицын.

Чтобы не возиться сейчас с протоколом допроса свидетеля, в котором этот зануда наверняка отыщет для себя массу зацепок, чтобы не отвечать вообще либо отделываться малозначительными ответами, типа «не помню» и «не знаю», Владимир предложил сделать магнитофонную запись с определенным предварительным вступлением допрашивающего его сотрудника уголовного отдела милиции — ну как это делается нередко. Затем последует расшифровка и подписание каждого листа свидетелем. Здесь Малышев, видимо, не узрел для себя прямой опасности и согласился. С оговорками, конечно.

— Так как же насчет Латвина? Это же было при вас, мы проверяли, — слукавил Небылицын, говоря о проверке.

Хватило, между прочим, и ссылки на Олейника, которому, кстати, немедленно перезвонил Малышев, и тот подтвердил свое разрешение на допрос его в качестве свидетеля, так что теперь и крыть ему было нечем.

— Да, я что-то такое помню… — неуверенно ответил Малышев, с трудом наморщив гладкий и чистый лоб — не получались у него морщины, придающие индивидууму серьезный и значительный вид много размышляющего над жизнью человека.

— Поконкретнее, пожалуйста.

— Я не уверен, что это необходимо следствию, поскольку к Порубову вряд ли имеет отношение…

— Позвольте нам самим решать — имеет или не имеет. Ответьте прямо на поставленный вопрос.

— Прямо? Хм, а я и сам, может, хотел бы услышать прямой ответ. Вы бы у самого Латвина спросили, уж он-то наверняка знает.

— Как, вероятно, и его первый и самый доверенный помощник, коим были вы, уважаемый Иван Сидорович, — подлил маслица Небылицын.

Оказалось, вовремя. Малышев не то чтобы просиял, но исполнился новой значительности, что немедленно отразилось и на его осанке — выпрямился и гордо расправил крутые плечи тяжелоатлета.

— Что я могу сказать? Принести своими признаниями какой-либо вред Льву Борисовичу я вряд ли смогу… Да и сроки давности, как у вас говорят, наверняка уже все прошли. Это было с телевидением связано. Лев Борисович договорился о покупке спортивной редакции одного общероссийского канала. Я понимаю, для того, чтобы превратить его затем в самостоятельный спортивный канал для освещения спортивной жизни в стране и за рубежом. Идея была интересная и плодотворная. Мы провентилировали вопрос. Поступали предложения о сотрудничестве из Германии, Италии, Франции. Англичане заинтересовались. Ну и, конечно, американцы — те никак не могли упустить случая получить для себя выход на всю Россию. Словом, перспективная идея.

— Вы имеете в виду канал Народного телевидения России — НТР, да?

— Вот именно. Но в самый разгар обсуждения уже даже и не идеи, а конкретных пунктов договора вмешалась, так сказать, посторонняя рука.

— Чья же, если не секрет?

— Теперь уже, думаю, не секрет. Хотя я не уверен, что это так важно для вашего следствия. Я все-таки не вижу связи.

— Давайте, Иван Сидорович, мы позже обсудим с вами этот аспект?

— Я готов.

— Позже, не сейчас, пока следствие еще не имеет соответствующей информации.

— Ах, вы в этом смысле? Возможно, но я не думаю…

— Продолжим?

— Да, конечно. И тут, насколько я в курсе, в дело вмешалась… — Он задумался, картинно, будто Ленин на известном полотне, прижав ладонь ко лбу. Сказать: к высокому — было нельзя, потому что его голова вся, от переносицы до ямки на шее, с задней ее стороны, представлялась одним сплошным лбом.

— Вы говорили — рука, — подсказал Небылицын.

— Да, именно она, — значительно подтвердил Малышев. — Договоренность наша, если мне не изменяет память, была достигнута с генеральным директором канала, вы можете его помнить, был такой Владлен Кедров. Он позже был убит.

— Это было громкое убийство, и прежний президент заявил официально, что берет расследование этого преступления под свой личный контроль.

— Все правильно. Но только «контролировала», как позже выяснилось, расследование этого демонстративного убийства правая рука самого президента, генерал Коротков. Потому все так и закончилось. Ничем, в сущности.

— Что именно? Что вы имеете в виду?

— Ну как же! — словно бы удивился непониманию Малышев. — Кто, по слухам, совершает убийство, тот его и контролирует. Вполне по-нашему. И каких же вы хотели бы после этого результатов расследования?

— Но ведь, если и мне не изменяет память, именно эти люди, я имею в виду, из ближайшего окружения того президента, были вскоре все отправлены в отставку? Я говорю о госбезопасности. В том числе не только о директоре ФСБ Воронове, но и начальнике Службы безопасности самого президента Короткове, не так ли? А ранее точно так же обошлись и с Порубовым. Но при чем здесь Латвин?