Сердце старого Города - Софья Вель

поудобней, смастерила из плаща сумку, куда убрала хлеб и, закинув ее на спину, вскарабкалась наверх.

Вид с дерева открывался прекрасный, чему способствовал пригорок. Солео огляделась и зачарованно замерла.

На мили окрест простирался лес, его кроны образовывали колышущиеся зеленые волны. Отчего-то Солео вспомнила картинки с морем из любимых книг. Было похоже. Вместе с образами моря пришли мысли и о тихой библиотеке. Воспоминания о приюте вызвали тоскливую грусть. Вот бы вернуться! Вот бы мать-настоятельница простила ее, и тогда можно было снова прийти в маленькую читальню, взять полюбившуюся книгу о морских приключениях, сокровищах, пиратах и чудище-левиафане… И, перелистывая страницы, погрузиться в чудесные вымышленные миры.

Солео уплывала в мечтах, но порыв сильного ветра заставил очнуться, едва не сдув девушку с ветки, шершавая кора больно окарябала руку. Головокружение и комок под солнечным сплетением напомнили, что она находится на большой высоте и только что едва не рухнула. Ветер усиливался. Досадуя о веревке из сумки, Солео покрепче ухватилась за ветку и еще раз внимательно осмотрелась, уже не позволяя себе отвлекаться.

Слева виднелась степь. Выходит, лагерь поселенцев был там, правее Солео заметила дым: «разбойники там», — догадалась она. Девушка боязливо посмотрела назад и сквозь редеющую листву разглядела руины. Поразительно, даже захваченные лесом, останки города простирались почти до горизонта. Солео замерла в нерешительности — руины или лагерь?

В лагерь надо было вернуться за Волчонкой, наверняка цыганка там, но в руинах есть шанс встретить нелюдя. Пусть не старшего, образ которого заполнял все мысли Солео, но его младшего брата. Мальчишка там вроде что-то искал? Можно будет передать благодарность за сумку! Все существо Солео потянулось к опасным руинам, но долг победил. Солео слезла с дерева и пошла в разграбленный лагерь.

Небо было переменчивым: то набегали целые стаи облаков, то, гонимые ветром, они уступали солнечным лучам. Лагерь поселенцев встретил девушку непривычным молчанием. Еще недавно полный голосов приютских детей, он стал угодьем тишины и ветра. Эфир гулял по нему, пел заунывные песни сквозь щели шалашей-землянок, гладил невидимой ладонью только пробившиеся побеги, оставшиеся без полива и присмотра. Ветер теперь стал хозяином мира. Солео зябко поежилась, вспомнились слова нелюдя о том, что этот край не принадлежит миру живых. Словно бы в подтверждение мысли повеяло чем-то приторно сладким и невообразимо гадким. Солео пошла на запах. Пришлось спуститься к излучине реки, к тому самому месту, где недавно «охранники» чуть не лишили ее девичей чести. Но сейчас Солео совсем не думала об этом.

Там, у самого берега что-то качалось, едва шевелимое набегающими волнами ласковой речки.

Девушка подошла ближе и содрогнулась — в воде, уже сильно раздувшаяся и оттого ужасающе жуткая, лежала сестра-надсмотрщица, Бригитта.

Солео всхлипнула, быстро осенила себя знаком Творца и подбежала к трупу. Она вытянула на берег распухшее от воды тело с белесо-синей кожей и трупными пятнами, оправила на покойнице порванную одежду. Не зная зачем, Солео начала разговаривать с мертвой монахиней:

— Ничего-ничего, сейчас полегче будет!

Девушка сосредоточенно огляделась по сторонам, сестру надо было похоронить, но она не знала как. Вырыть могилу? Солео не нашла ни одной лопаты, караван работорговцев забрал все, все вещи, даже тряпки. В пустых шалашах она не нашла ничего, кроме ветра.

Она слышала, что есть народы, сжигающие тела своих умерших, но об этом не могло быть и речи — у Солео не было даже кремня, чтоб развести огонь. Кроме того, это привлекло бы внимание «охранников», непонятно что забывших в этих землях. Да и Творец не велел хоронить умерших так.

Была мысль возвести над покойной курган из камней, но на песчаном берегу их было слишком мало.

Тогда Солео выстлала из плашек от шалаша символ их церкви — абрис ладьи. Вспомнив монастырский обряд, отлученная послушница сложила Бригитте руки на груди, связала веточки в символ их веры и вложила в ладони монахини. Набрала целый ворох полевых цветов и застелила ими дно импровизированной лодки. И всякий раз она говорила с покойной, объясняла, просила прощения, то и дело начиная плакать. Потом долго шептала молитвы над убиенной.

Вечерело. Сквозь рваные облачные стаи, гонимые ветром, прорвался луч. Он озарил тихий край: поля, холм с лагерем, ладью и саму Солео. Девушка плакала. Вспомнилось, как Бригитта дала нитки, Солео смогла зашить порванную «охранниками» сорочку, благодаря ниткам у лука появилась тетива… Может, монахиня не вступилась за девочку из страха? Что могла уже немолодая женщина против двух здоровенных детин? Отчего-то прежде не посещавшие голову мысли осенили своей простотой. Бригитта боялась охранников, и не только из-за себя: на попечении женщины было почти тридцать беспризорников, малолетних преступников. Разве не совершала она великий подвиг во Славу Творца, отправляясь в путь с поселенцами? Или она тоже была сослана? Но отчего тогда вернулась к ним, обреченным на медленную голодную смерть?

Солео стало стыдно перед сестрой Бригиттой за грубость и упрямство. Несмотря на все усиливающийся запах смерти, девушка не хотела уходить. Она сидела у ладьи, то начиная плакать, то затихая. Время шло. Солнце спряталось за тяжелыми черно-синими тучами. Снова задул ветер, холодный, напоминающий о скорой осени. Солео зябко поежилась и встала, нехотя вернулась в лагерь. В душе была пустота, пустота и ветер.

Оставаться в лагере стало невозможно: сладкий флер смерти, гонимый эфиром с берега реки, заполнил его целиком.

Солео посмотрела на борозды, оставшиеся от колес телег работорговцев. Она могла бы пойти по их следу и выйти из Зачарованного края. Хлеба хватило бы…

А как же Волчонка? Как же несчастная Зденка? Мысль о хворой сироте, ставшей добычей насильников, все чаще приходила в голову. Разве оставила бы Бригитта Зденку в их руках?

Солео передернула плечами. Повернулась к обмелевшей речке, перешла её вброд по скользким камням и направилась к лесу. Дождь застиг Солео на самом подходе к молодой поросли.

Она промокла до нитки и продрогла до костей. Девушка шла сквозь лес, и ей казалось, что трупный запах преследует и здесь. В полумраке ночи начала мерещится покойница, воспоминания пугали. Солео вздрагивала от каждого шороха. Но очень трудно было решить, кого стоит бояться больше: останков толком неупокоенной монахини, насильников Квиро и Арго, стаи волков… или зверя, их напугавшего?

Во мраке лесной бури Солео утешила себя мыслью о возможной встрече с нелюдем, вот бы он пришел!

Дождь усиливался, идти было все сложнее, Солео очень боялась не найти дорогу к руинам. Она могла бы остановиться и переночевать где-нибудь под кустом, но ее непреодолимо тянуло в разрушенный город. Все четче казалось,