Негласные войны. История специальных служб 1919-1945. Книга вторая. Война. Том первый - Игорь Иосифович Ландер

агент просто присваивает их жалование. Майор сомневался также в трех иберийских источниках Крамера, и в этом, вероятно, было зерно истины. Не исключено, что они являлись фиктивными агентами двойного агента МИ-5 Хуана Пухола (“Гарбо”), хотя мнения на этот счет расходятся. Некоторые полагают, что Крамер имел источника в МИД Швеции. Существует версия, согласно которой разведчик располагал доступом к доставлявшейся из Великобритании дипломатической почте этого ведомства. В рассматриваемый период соединявшие ее со Швецией телефонные и телеграфные кабели не действовали, поскольку были перерезаны еще в апреле и мае 1940 года. Для связи между двумя странами оставались лишь два канала: радиотелеграфная станция “Готенбургское радио” и курьеры, с февраля 1942 года летавшие самолетами шведской и британской авиакомпаний “АБ Аэротранспорт” (АБА) и БОАК. Крамер через “Зигфрида А” действительно вполне мог организовать просмотр содержимого вализ атташе и таким образом иметь доступ к важному источнику информации. После передачи абвера под начало РСХА к проблеме подключился Шелленберг. Он поставил Крамера под плотное наружное наблюдение, не зафиксировавшее подозрительные контакты, кроме тех, о которых он докладывал в установленном порядке, однако несколько раз разведчик ускользал и, в принципе, мог провести конспиративную встречу. Гестапо подозревало его в работе на советскую разведку, от которой он якобы получал для передачи абверу информацию о Великобритании и США, и завело на него 800-страничное дело.

Естественно, что работа столь неординарного разведчика не могла остаться незамеченной противниками. После войны британцы провели собственное расследование дела Крамера, в рамках которого допросили Буша и Шелленберга, однако те не добавили ничего нового к уже имевшимся в документах данным. МИ-5 и МИ-6 проводили расследование параллельно и пришли к абсолютно противоположным выводам. Служба безопасности утверждала, что успешная работа Крамера во многом являлась фикцией, поскольку часть его сведений он черпал из дезинформационных материалов “20-го комитета”, часть выдумывал, а остаток получал в результате тщательного анализа прессы. Контрразведчики заключили, что агент не мог иметь доступ к шведской дипломатической почте. Оценка МИ-6 была далеко не столь категорична. Разведчики совершенно не исключали, что Крамер действительно был редким по результативности агентом, и вопрос об этом до сих пор остается открытым.

Еще одним удачливым германским агентом являлся банкир из Кельна Вальдемар Оппенгеймер. Несмотря на еврейское происхождение, вначале он весьма симпатизировал идеям и методам НСДАП, однако, естественно, не был принят в партию по расовым соображениям и вскоре был вынужден уехать из рейха в Швейцарию. Там с июня 1941 года он начал работать на абвер под псевдонимом “Барон” и поставлял информацию о военной промышленности Соединенных Штатов, их финансах в Голландии и Швеции, а также о методах военно-морской подготовки экипажей транспортных судов для плавания в составе конвоев. В 1941 году Оппенгеймер совершил четыре поездки в Швецию, где собирал сведения в основном по США, а также по британскому торговому флоту и морским перевозкам. В 1942 году “Барон” предоставил точную и своевременную информацию о состоявшемся в Вашингтоне совещании Рузвельта и Черчилля. В это же время он попал в поле зрения британской контрразведки. Судя по всему, именно МИ-5 в апреле 1942 года в провокационных целях инспирировала публикацию в газете “Дейли мейл”, где Оппенгеймера именовали личным эмиссаром Гитлера, прибывшим в Стокгольм для проведения переговоров о сепаратном мире. Замысел оказался успешным, сразу же после возвращения в рейх у банкира отобрали заграничный паспорт, запретили совершать зарубежные поездки и долго допрашивали в гестапо. Начальник Абт-П полковник Пикенброк не мог стерпеть такого отношения к одному из лучших своих агентов и добился отмены всех ограничений. Вскоре Оппенгеймер вновь начал выезжать в Швецию, где проводил переговоры о заказе на траулеры, решал финансовые вопросы продажи европейских облигаций и акций, а также собирал информацию об американской промышленности. Однако допросы в гестапо произвели на него слишком сильное впечатление, и “Барон” постепенно начал отходить от разведывательных дел, а в ноябре 1942 года прекратил сотрудничество полностью.

После февральской 1944 года реорганизации разведки у Вагнера возникли некоторые теоретические разногласия с новым руководством, пришедшим на смену “команде” Канариса. Однако главной причиной решения убрать Вагнера с поста стокгольмского резидента явилось не расхождение во взглядах и не недовольство результатами его деятельности, с которыми как раз все было в порядке, а смена приоритетов резидентуры. Точка в Стокгольме являлась исключительно контрразведывательной, а сам Вагнер был специалистом хотя и высокого класса, но только в относительно узкой области противодействия разведывательной деятельности противника и внедрения в его оперативные органы. Теперь же на первый план выходили вопросы сбора информации, в которых он ориентировался поверхностно. В июле посла в Стокгольме Ганса Томсена уведомили о предстоящем назначении на должность резидента одного из старших офицеров копенгагенской точки, но дипломат категорически воспротивился и самой перестановке, и в особенности назначению человека из Дании. С учетом того, что Швеция по-прежнему не рассматривалась в качестве объекта разведывательных устремлений, он предложил назначить резидентом уже знающего местные условия майора Вольфганга Абсхагена. В результате долгих переговоров и согласований Вагнер все же остался на своем посту, а для организации разведки резидентуру доукомплектовали двумя офицерами. Одним из них был специалист по ВВС из Лиссабона майор X. Венцлау, второй ранее возглавлял скандинавское отделение концерна “И. Г. Фарбен”. Резидент оставался в стране до 23 февраля 1945 года вместе со своим заместителем Альбертом Утермарком и покинул ее в результате протеста шведов в связи с делом Лоненгрена — Паульссона.

Его истоки восходят к 1938 году, когда в Стокгольме открылось Скандинавское телеграфное бюро (СТБ), аналог Швейцарского агентства прессы в Цюрихе. Обе эти организации в действительности являлись структурами абвера, финансировавшего их и утверждавшего списки распространяемых новостей. Должность директора СТБ с момента его основания и до января 1941 года занимал Джон Лоненгрен. Подлинный характер бюро, в общем, не составлял секрета для шведской контрразведки, однако целенаправленная пропаганда никоим образом не противоречила законодательству страны и поэтому не привлекала особого внимания Службы безопасности. За сотрудниками СТБ периодически устанавливалось наблюдение для установления их возможной причастности к разведывательным мероприятиям, но повод для подозрений они не дали ни разу. В 1942 году, уже после ухода Лоненгрена с должности директора бюро, шведы решили провести очередную рутинную проверку, в ходе которой зафиксировали весьма настораживающий контакт объекта с сотрудником Контрольной секции Бюро по иностранцам Робертом Паульссоном. Сам по себе этот факт являлся не компрометирующим, а лишь заслуживающим более пристального внимания, и ввиду ограниченности ресурсов контрразведки проверку повторили не сразу, а лишь в ноябре следующего года. Бригады наблюдения были значительно усилены, но их усилия оказались по-прежнему безрезультатными. Лоненгрен вел себя