Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Если Патронова и Савенко можно было считать выразителями идей европейской монархии парламентарного типа, то А. Суворина, выпустившего в начале 1919 г. книгу «Поход Корнилова», уместно было признать сторонником монархической формы власти, опиравшейся на исторические национальные особенности, но модернизированной под влиянием послереволюционных условий. По мнению сподвижника Корнилова, участника «Ледяного похода», в России отсутствовали необходимые условия для восстановления прежней формы монархии.

Не было тех, кто был бы готов занять Престол при наличии разбитой вертикали власти («самого монарха не окажется», «никто не захочет быть монархом»). Общественные настроения были таковы, что говорить о новом самодержце мог лишь тот, кто желал восстановления власти прежней «жадной оравы дворцовых тунеядцев».

Но и республиканский строй не соответствовал российским географическим, национальным и экономическим условиям. Вообще, классические монархии, как и республики, имели неустранимые достоинства и недостатки: «Республика дает выражение лишь коллективности народных масс. Личность представлена в ней с таким недоверием, что даже президенту доверие отпускается только на срок 4–7 лет». Тогда как «монархия дает полноту выражения личности монарха, но коллективная личность народа в ней заподозрена и с трудом выбирается на достаточно властное место». Велик и «риск личной бесталанности» и «нелепицы наследственности».

Оптимальный вариант организации власти Суворин усматривал в оригинальном синтезе: «монархическая республика» или «республиканская монархия». Он считал, что подобного рода сочетание уже имело место в русской истории: в «Великом Новгороде» и «древнем Пскове», удачно объединивших личное и коллегиальное правление в формуле «Вече и Князь». Он не принимал популярную в 1917–1922 гг. историческую параллель со «Смутным временем» начала XVII века, завершенным Соборной присягой новой династии Романовых, и обращался к «Смуте» 862 г., когда новгородцы, ослабленные междоусобицами, «призвали» единоличного правителя – Рюрика, но ограничили его власть вечевым строем. «Новгородско-псковская», «чисто русская схема государственной власти» представляла замечательный сплав воинской доблести, выдающихся личных качеств князя, и обязательного, деятельного участия горожан, непременного соучастия в управлении представителей Церкви (архиепископа).

Наилучшая модель управления будет такова: «Вече общин (областей, городов и разных групп населения) с посадником, избираемым на 4–7 лет, и Великий Атаман, утверждаемый народом пожизненно. Великий Атаман должен быть яркой моральной личностью в делах военных и политических, вышедшим из масс на первое место на самих глазах народа… Великий Атаман будет иметь прерогативу конфирмации смертных приговоров (без смертной казни не может держаться столь огромная и пестрая держава, как народовластная Россия) и иметь решающий голос в делах военных и совещательный в вопросах мира и войны (внешней политики. – В.Ц.)».

Власть Атамана хотя и станет пожизненной, но он обязан будет «предложить народу своего заместителя». Великий Атаман фактически становится монархом, хотя его власть и не является наследственной. Он, в первую очередь, яркая личность, национальный герой, символ возрождающейся Единой России. Это военный лидер, «который на поле брани окреп в борьбе за право и самостоятельность своего народа». Не случайно Суворин полагал, что «Первым Великим Атаманом был бы, конечно, Корнилов, если бы судьба ему дала довести Россию до Учредительного Собрания, и им будет тот диктатор, который за Корнилова исполнит эту великую задачу». Таким же лидером в России мог стать генерал Скобелев, а из популярных в 1919 г. британских военных лидеров Суворин выделял Веллингтона и Китченера.

Весьма важной представлялась разработанная «схема» восстановления власти на период 1918–1923 гг. Военный диктатор, который закончит гражданскую войну и «свергнет большевизм», «установит в стране авторитет центра и правильное общее сообщение внутри государства. Благодаря этому придет в равновесие жизнь на местах и тогда наступит время для Учредительного Собрания». Акт о его созыве должен утвердить «первый диктатор». В свою очередь функции Всероссийской Конституанты будут сведены, по замыслу Суворина, лишь к утверждению военного диктатора Великим Атаманом, коль скоро он уже «выбран Высшим Произволением». Династический принцип заменится принципом персональной преемственности, обеспечивающей эволюционное развитие политического курса, а также гарантирующей от «риска наследственности» и «борьбы за Престол» среди Царствующего Дома.

Другой основой высшей власти становилось «Вече городов», дополненное специальным представительством университетов, приходов, профессий и занятий, торговли и промышленности, и политических партий». Обращение к общественной инициативе создавало другую опасность – излишнюю степень свободы, грозившую анархией («угождение свободе» приводит к «произволу и деспотии каждого недоумка»). Так как выборное начало уже нельзя было игнорировать, Суворин не отрицал «четыреххвостки», но считал необходимым заменить известную формулу «свобода, равенство, братство», формулой «совесть, честь и разум», а ко «всеобщему, равному, тайному и прямому» избирательному праву добавить еще один элемент – «сознательное».

Его оценка выборов повторяла мнения военных и политиков Белого дела. Прямые выборы допускались только в городах, где «каждый избиратель будет иметь возможность знать действительно подробно и хорошо личность и свойства избираемого им». В деревнях и селах прямое избирательное право заменялось «ступенчатым» (по одному выборщику от каждых 40 дворов на волостные собрания, затем «выборы новых выборщиков» на уездные и губернские собрания, избирающие уже депутатов Всероссийского Собрания).

Критика изъянов введенной в 1917 г. избирательной системы также повторяла известные тезисы белых правоведов. Выборы по партийным спискам на пропорциональной основе приводили к тому, что в представительные органы попадали не «дельные», «деловые, истинно общественные люди», а «партийные силачи», отличающиеся «триумфами в словесных сшибках своих партийных муравейников», «партийные содержатели». Необходим переход к выборам на основе низовых структур общественной самоорганизации, в частности – «домовых общин». «Для передачи наших городов самому населению из рук и из-под опеки и командования политических партий есть прямой путь – выбор гласных от домовых общин, т. е. общин, составляемых и ведомых жильцами каждого отдельного дома для решения всех вопросов общего хозяйства этого дома». Прямые выборы в данном случае также нежелательны. Вместо них каждые 40 домов избирают в городскую думу одного гласного, который и после выборов сохранит тесную связь со своими избирателями.

Кроме того, следует укрепить деловое, беспартийное представительство: «Должно прибавить к гласным от домовых общин известное количество представителей от приходов (всех исповеданий), науки, кооперативов, профессиональных и рабочих союзов, торговли и промышленности и т. д.». Как и многие участники Белого движения, Суворин особое внимание уделял перспективам самоуправления на основе церковных приходов. Как на Руси слова «Святая София» и «Великий Новгород» были нераздельны, а в древнем Пскове самой надежной во всех спорных делах считалась крестоцеловальная клятва; как в современной Суворину Англии «приходы играли огромную роль во всей бытовой жизни населения» и «служили основой и школой для жизни политической», так и в будущей России местное самоуправление позволило бы «связать религиозную и политическую жизнь русского народа до полной сплоченности». Рост общественной сознательности усиливал бы политическую активность и создавал предпосылки для строительства гражданского общества и дальнейшей демократизации избирательного права: «Чем более будут развиты в стране печать и всякие общественные организации, тем меньше ступеней должно быть в выборах… когда каждый гражданин будет читать ежедневно большую политическую газету и состоять членом не менее, как в одном кооперативе, – тогда пусть и политические общенародные выборы станут прямые».