Белое дело в России. 1920–1922 гг. - Василий Цветков

Суворин оптимистично оценивал перспективы именно такой формы правления, как «монархическая республика», ссылаясь при этом на уже имеющийся опыт организации власти в казачьих областях. По его мнению, сложившаяся на Дону и Кубани система управления, при которой верховная власть хотя и принадлежит Атаману, но его права ограничены Войсковым Кругом, Краевой Радой (аналогами новгородского вече) подтверждает правоту формулы – «Вече Общин и Великий Атаман». Опыт казачьего самоуправления распространится потом на всю Россию. Им также обосновывалась идея диктатуры как предварительного и обязательного условия установления «монархической республики». Добровольческой армии «в ближайшее время фактически предстоит, пускай и временно, стать носительницей государственной власти в России». Армия обязана выдвинуть военного диктатора, единоличная власть которого обеспечит становление Российской монархическо-республиканской Государственности[768].

Наряду с политическими партиями, среди официозных органов печати, среди отдельных «идеологов монархизма», на белом Юге заметную роль играли и неформальные группы. Как и в белой Сибири (салон супруги генерала Гришина-Алмазова), встречи и обсуждения различных военно-политических вопросов в неофициальных кругах могли иметь не меньшее значение, чем деятельность официальных структур. В Новороссийске, в Кисловодске и Пятигорске большой известностью пользовался салон графини С. А. Игнатьевой. По сведениям Особого отдела Военного управления (донесение полковника Мергина от 18 июля 1919 г.), «у нее постоянно собирается избранное общество противников Добрармии из числа бывшей придворной аристократии», в которое «графиня вовлекла значительное число английских офицеров» (из числа членов военной миссии и торговых делегаций). Встречи с руководителями Особого Совещания – генералами Лукомским и Драгомировым – оставили у графини «невыгодные впечатления и разочарование в высших представителях Добрармии»[769]. В конце 1919 – начале 1920 г. правые структуры проявляли активное участие в полулегальных действиях, направленных против, как считалось, «либеральной политики» Особого Совещания. Наряду с деятелями СГОРа (Струве, Кривошеин) правые стремились способствовать росту популярности генерала Врангеля, которого считали не только «заменой» Деникина в должности Главкома ВСЮР, но и убежденным монархистом. Однако катастрофически сужавшаяся территория, контролируемая ВСЮР, уменьшала и возможности для организационной деятельности монархических организаций. Заметной потерей для правых сил стала также кончина лидера НГП Пуришкевича в феврале 1920 г. в Новороссийске.

Нельзя утверждать, что надежды и предвидения правых полностью оправдались в белом Крыму в 1920 г. Несмотря на очевидное преобладание «антика-детских настроений», монархисты не стали главной общественно-политической силой, влияющей на эволюцию политического курса новой власти. Проведение «правой политики правыми руками» оказалось невозможным. Определенно промонархические симпатии выражали т. н. ялтинские деятели – участники Совещания государственных и общественных деятелей.

В марте 1920 г. ялтинским Совещанием был поддержан проект (авторство, очевидно, принадлежало бывшему главе УВД Особого Совещания, сенатору Н. Н. Чебышеву) проведения военно-политических преобразований, призванных обеспечить стабильность в Крыму, избежать повторения «ошибок деникинского правления».

В проекте подчеркивались невозможность военной победы над «большевизмом» при отсутствии «организованной работы в тылу», необходимость «внедрения в широкие народные массы государственной идеи, утраченной этими массами в период революции». Деникин и Особое Совещание, – отмечалось в проекте, – совершили ошибку, во многом типичную для белых правительств в 1919 г.: занялись государственным строительством без учета кратковременности своей власти. Главком ВСЮР «не хотел видеть простого обстоятельства, что он действует в период революции, а следовательно, его работа должна быть решительная, быстрая и революционная…; если бы он не окружил себя громоздким государственным аппаратом, который фактически был только на бумаге, а понимал, что он – краткий эпизод несущихся событий, если бы он сознавал психологию революции… то он своей печальной деятельностью не довел бы страну до переживаемого ныне положения».

Поскольку «работа государственного строительства» отсутствует, следует не только противодействовать большевизму на фронте и в тылу, но и наладить соответствующую «данному моменту и данному месту» систему управления, «использовать пребывание в Крыму для накапливания государственных и экономических сил». Однако понимание «революционности» было у авторов проекта весьма ограниченным: «Народные массы, ринувшиеся в революцию из желания жить за счет государства, полагая, что оно неисчерпаемо богато, разграбили его раньше, чем предполагали, и в данный момент находятся на повороте к чисто физиологической реакции – т. е. к желанию сохранить награбленное и быть сытыми и одетыми… Поэтому первая задача, которую должна быстро и немедленно разрешить мудрая власть, – это учет поворота народного миросозерцания и приобретение народного сочувствия и волеизъявления за счет, выражаясь грубо, его брюха». Для этого государственная власть должна ввести монополию торговли, создать товарные резервы (не избегая даже реквизиций) и обеспечить финансовую стабильность посредством введения нового курса рубля, ориентированного на национализированные товарные запасы и стоимость природных ресурсов Таврии.

Следующим актом должно стать провозглашение «революционного лозунга», способного привлечь к себе симпатии большинства населения. Таковым, по мнению авторов проекта, мог стать не абстрактный девиз «созыва Учредительного Собрания», а лозунг «Земля и Царь» (антитеза лозунгу «Земля и воля»). Он стал бы «лозунгом текущего момента государственной и национальной идеи, на основе которых начнет строиться государство». Следовало удовлетворять сугубо утилитарные общественные запросы, но при этом обеспечивать должный авторитет новой власти: «Крестьянство ищет закрепощения за собой материальных благ, приобретенных революцией, а таковыми является в черноземных губерниях земля. Но необходимо, чтобы закрепощение земли исходило от авторитетной власти, а таковой в глазах крестьянства никогда не будет иная власть кроме законной, то есть Царской… Вот этот лозунг «Земля и Царь» должен быть выдвинут немедленно по приведении в порядок экономической разрухи… И Манифест а не указ о земле, исходящий от представителя Императорской Фамилии, наиболее популярного (Великий Князь Николай Николаевич) и прибывшего к этому времени в Крым, даст власти ту опору, с которой она сможет уже оперировать. Для защиты своей земли и Царя крестьянство даст необходимых солдат».

В проекте ялтинского Совещания отмечались характерные для рубежа 1919/20 г. причины неудач Белого дела так, как это понимали те, кто был «близок к власти». Проект своеобразно обосновывал «левую политику правыми руками», в частности, ее основу – земельную реформу, но при этом ориентировался на неизбежное ее проведение в рамках провозглашенного монархического лозунга. Необходимо любой ценой удержать Крым, добиться международного признания, «ибо если мы утратим этот клочок собственной территории, то к моменту эволюционной гибели большевизма положение Европы может настолько измениться, что Россия надолго будет сведена в границы Московского государства начала XVII в.». Предполагалось немедленно «установить негласную связь с Германией и малыми государствами», «использовать союзников до последней степени» и, что самое важное, – сохранить единство Белого движения: «организовать связь с остатками различных русских армий и организаций за границей», осуществив «возможное их объединение».