Город и город - Чайна Мьевилль

– Конечно. – Мой вопрос ее озадачил. – Ну, то есть наверное. Не знаю. Мне нужно разобраться, насколько это этично. У меня есть главы, которые она мне передала, но они незаконченные, она хотела еще над ними поработать. Если бы она дописала диссертацию, то текст был бы в открытом доступе, но в данном состоянии… Может, я вам перезвоню? Ей следовало опубликовать часть материалов в виде статей – это как бы принято, – но она так не сделала. Об этом мы с ней тоже говорили; она сказала, что займется этим.

– Профессор, что такое «боуденит»?

– Ой… – Она рассмеялась. – Извините. Это связано с Орсини. Бедняге Дэвиду не понравился бы этот термин. «Боуденит» – человек, которого вдохновили ранние работы Дэвида Боудена. Вы про него знаете?

– Нет.

– Несколько лет назад он написал книгу – «Между городом и городом». Знакомое название? Она стала суперхитом у детей-цветов. Впервые за целое поколение кто-то отнесся к Орсини всерьез. Наверное, не удивительно, что вы ее не видели: она по-прежнему запрещена – как в Бешеле, так и в Уль-Коме. Даже в университетских библиотеках ее нет. В некотором отношении это блестящая работа – он провел потрясающую работу в архивах, увидел аналогии и связи, которые… ну, поражают даже сейчас. Но в целом это бред сумасшедшего.

– Как так?

– Потому что он в это верил! Он упорядочил упоминания об Орсини, нашел новые, собрал своего рода прото-миф, а затем заново интерпретировал его в том смысле, что все это – тайна и заговор. Он… Так, здесь мне нужно более тщательно подбирать слова, инспектор, потому что я, если честно, не считаю, что Боуден действительно в это верил. Я всегда думала, что это своего рода игра. Но в книге сказано, что он в это верил. Он приехал в Уль-Кому, оттуда перебрался в Бешель, затем – не знаю как – попал между ними – законным путем, уверяю вас – несколько раз. Он утверждал, что нашел следы самого Орсини, и даже пошел дальше – заявил, что Орсини не просто место, которое некогда существовало в промежутках между Уль-Комой и Бешелем с момента их основания, сближения или расщепления (не помню, какую позицию он занимал по вопросу о Расколе): он заявил, что Орсини по-прежнему находится здесь.

– Орсини?

– Вот именно. Тайная колония. Город между городами, обитатели которого живут у всех на виду.

– Что? И чем они занимаются? И как?

– Они невидимые, словно улькомцы для бешельцев и наоборот. Ходят по невидимым улицам по ту сторону Пролома, из которых видны оба города. А чем занимаются… кто знает? У них тайные планы. Наверняка сторонники теории заговоров до сих пор спорят об этом на своих сайтах. Дэвид сказал, что отправится в Орсини и исчезнет.

– Ого.

– Вот именно – «ого». «Ого» – это точно. Знаменитая тема, погуглите ее. В общем, когда мы только познакомились, она была закоренелой боудениткой. Мне понравилось то, что она смелая и умная, что у нее свой стиль. Но Орсини – это шутка, понимаете? Мне даже показалось, что она меня разыгрывает.

– Но потом она уже этой темой не занималась?

– Ни один уважающий себя ученый не возьмет к себе аспиранта-боуденита. Я сурово поговорила с ней об этом, когда она пришла ко мне, – но она даже засмеялась, сказала, что все это в прошлом. Как я уже говорила, ее появление стало для меня сюрпризом. Моя работа не столь авангардна, как у нее.

– Фуко и Жижеки вас не привлекают?

– Я, конечно, уважаю их, но…

– Нет ли других, скажем так, теорий, которые она могла выбрать?

– Есть, но она сказала, что ей нужны реальные объекты. Я из тех ученых, которые занимаются артефактами. Мои более философски ориентированные коллеги… ну, в общем, многим из них я бы не доверила стереть грязь с амфоры. – Я рассмеялся. – Наверное, с ее точки зрения это было логично: она стремилась овладеть моими методами работы. Меня это удивило – но и обрадовало тоже. Инспектор, вы же понимаете, что это уникальные предметы?

– Думаю, да. До меня, конечно, доходили слухи.

– Про их волшебные свойства? Ах если бы, если бы. Но все равно – эти раскопки ни с чем нельзя сравнить. В этой материальной культуре вообще невозможно разобраться. В мире нет другого места, где можно выкопать нечто похожее на позднюю, просто прекрасную античность, сложные бронзовые предметы вперемешку с – ну, если честно – с разным добром из неолита. Стратиграфия тут, похоже, вообще не работает. Раньше Бол-Йе-ан приводили как доказательство, опровергающее матрицу Харриса – ошибочно, но легко понять почему. Вот почему Бол-Йе-ан так любят молодые археологи. О нем ходит множество историй, и хотя все они – выдумки, самые разные исследователи по-прежнему мечтают хоть одним глазком взглянуть на раскопки. И все же мне казалось, что Махалия обратилась бы к Дейву. Пусть даже ей бы это и не помогло.

– К Дейву? Боудену? Он жив? Он преподает?

– Жив, конечно. Но даже когда Махалия увлекалась этой темой, она не убедила бы его стать ее руководителем. Бьюсь об заклад, что она уже говорила с ним, когда только начала свои исследования. И что он быстро дал ей от ворот поворот. Он давно от всего отрекся. Спросите его. Орсини – его рок, юношеская выходка, последствия которой преследуют его всю жизнь. С тех пор он не опубликовал ничего стоящего – всю свою карьеру он был «человеком из Орсини». Он сам вам расскажет, если попросите.

– Может, и попрошу. Вы с ним знакомы?

– Он мой коллега. В мире мало археологов, специализирующихся на эпохе, предшествующей Расколу. Он тоже в «Принце Уэльском» – по крайней мере, на полставки. А живет здесь, в Уль-Коме.

Нэнси по нескольку месяцев в году жила в квартире в Уль-Коме, в университетском квартале – «Принц Уэльский» и другие канадские учреждения радостно эксплуатировали тот факт, что США (по причинам, которых теперь стыдятся даже американские правые) бойкотируют Уль-Кому. Поэтому именно Канада с энтузиазмом укрепляла научные и экономические связи с Уль-Комой.

Бешель, разумеется, дружил и с Канадой, и с США, но средства, которые они, вместе взятые, вкладывали в наш колеблющийся рынок, не шли ни в какое сравнение с инвестициями Канады в страну, которую они называли «Новым волком». А мы, наверное, были для них уличной дворнягой или тощей крысой. Большинство животных встречаются в обоих городах. Очень сложно доказать, что пугливые холодостойкие ящерицы – как часто утверждалось – живут только в трещинах бешельских домов и погибают, если их экспортировать в Уль-Кому (даже если транспортировать аккуратно, а не швырнуть, как это делают дети). Но, с другой стороны, в Бешеле ящерицы тоже гибнут в неволе. Голуби, мыши, волки, нетопыри живут в обоих городах и могут переходить из одного в другой. Однако по неписаной традиции местных волков – злобных, костлявых существ, давно адаптировавшихся к жизни на городских помойках, – обычно, хотя и бездоказательно, считают бешельскими. Только немногих из них, кто вырос до внушительных размеров и выглядит не очень мерзко, та же традиция приписывает Уль-Коме. Чтобы не переходить эту совершенно ненужную и выдуманную границу между категориями, многие жители Бешеля вообще не говорят о волках.