Эмма в ночи - Уэнди Уокер

«Я хотела бежать уже на следующий день после приезда. В первую ночь спала только три часа двадцать минут. Когда засыпала, сон длился недолго, примерно час, потом я в панике вскакивала, а через некоторое время опять закрывала глаза. До моего слуха донеслось тарахтение смэков для ловли омаров, хотя тогда еще не знала, что это за корабли. Порой они выходили в море сразу после восхода солнца и воспринимались как далекий гул. Я встала и выглянула в окно. Увидела Эмму и расплакалась. Она выбежала, примчалась ко мне и села на кровать. «Поехали домой!» – сказала я. Вот тогда сестра и рассказала мне, что беременна и не может вернуться домой, по крайней мере сейчас. Потом добавила, что Билл о нас позаботится и что мы здесь будем жить хорошо. Я на нее рассердилась, стала кричать, она в ответ тоже на меня наорала, сказав, что никому не позволит помешать ей родить ребенка. Я уже говорила, что в тот момент мне пришлось выбирать между Эммой и домом. Я выбрала сестру».

«Вам будет трудно это понять. Я думаю, мы остались по двум причинам. Хотя дни там порой тянулись медленно, годы летели незаметно. Жить у самого океана, в окружении воды – в этом есть что-то такое, что меняет восприятие времени. На таком острове можно часами смотреть на воду, чувствуя на лице морской бриз. Это при том, что вода и ветер доставляют немало хлопот и надо прилагать значительные усилия, чтобы не дать им разрушить дом, особенно в отсутствие надежного электроснабжения.

Во-вторых, там были и хорошие моменты, которые я попытаюсь вам сейчас объяснить.

Эмма все чаще со мной разговаривала. Мы стали друзьями, и мне не хотелось, чтобы это закончилось. Никогда. Порой мне страшно хотелось домой. Но я тут же вспоминала о хорошем – как мы сблизились с Эммой, как добры были к нам Билл и Люси. Так что там были и неплохие моменты, а время летело быстро… но потом, когда Эмма родила девочку, все хорошее закончилось.

Когда у нее начались схватки, мне не разрешили быть рядом. Первым делом она пошла к ним, прямо среди ночи, потому что доверяла им и считала близкими. Я проснулась лишь в тот момент, когда Эмма закричала. До слуха также донеслась громкая перебранка между Биллом и Люси, они будто испугались и злились друг на друга, что не могут ничего сделать, чтобы облегчить страдания моей сестры. Я подумала, что она умрет. Правда. Как же она кричала – из ее груди то и дело вырывались стоны боли. Ее будто подвергли пытке. А среди криков боли то и дело прорывались стенания, вызванные отчаянием, поскольку она знала, что впереди ее ждет новая мука. А я ничем не могла ей помочь! Мне хотелось к ней подойти, но Билл с багровым, будто от ожога, лицом вытолкал меня из комнаты. Эмма тоже на меня заорала. Велела мне убираться, потому что от моего присутствия ей только хуже. Роды продолжались всю ночь, пока наконец все не стихло. Я плакала в подушку – настолько ужасным казалось происходящее. Меня лишили возможности ей помочь. Она и сама не захотела, чтобы я была рядом. И никто даже не знал, чем все закончится.

Потом я услышала детский плач. Билл и Люси стали хохотать и плакать, будто на них снизошло счастье. Я вышла в коридор, чтобы узнать, как дела, но от Эммы ничего не было слышно. Так продолжалось всю ночь и утро. Пока не наступил день.

Тогда они отвели Эмму в ее комнату. Она попыталась уснуть, но ее груди набухли и сделались просто огромными. Сестра спросила, надо ли ей кормить девочку грудью, но ей велели ни о чем не беспокоиться. Люси добавила, что для ребенка это не очень хорошо, а сама Эмма в этом ничего не понимала.

Я встала за дверью, чтобы при необходимости принести все что понадобится. «Касс, – прошептала она, – они так болят!» Я каждые несколько часов приносила ей пакеты со льдом, она прикладывала их к грудям, и через несколько дней молоко у нее пропало.

С самого первого крика ребенок день и ночь был с Люси. Когда Эмма пыталась взять его на руки, та говорила, что позаботится обо всем сама. Велела сестре отдыхать и учиться, потому что у нее впереди вся жизнь. «А мы с Биллом на что?!» – повторяла она.

«Касс, – шептала Эмма, – ты ее сегодня видела? Она подросла?»

Эмма плакала долгими часами – ей очень не хватало ребенка. «Мне просто необходимо взять ее на руки! Прошу вас, пожалуйста! Хоть на несколько минут!» – умоляла она. Но у Люси всегда была наготове какая-нибудь отговорка. Малышка то спала, то плохо себя чувствовала, то привыкала к кроватке. Заслышав ее плач, сестра подходила к запертой двери их спальни и орала: «Пожалуйста! Я все слышу! Она не спит! Дайте ее мне!»

В такие минуты Эмма обращалась ко мне: «Касс, ты должна во всем разобраться и выяснить, почему они не дают мне с ней видеться!»

И вот как-то раз я завела с Люси разговор. «Вы так хорошо обращаетесь с малышами! – сказала я. – Где вы этому научились?»

Нам было известно, что детей у них нет: во-первых, они и сами нам об этом говорили, а во-вторых, нигде не было видно признаков их присутствия. Ни рисунков, ни детских вещей. Люси поцеловала девочку в лобик, улыбнулась и ответила: «Бог хотел, чтобы я имела детей, когда сотворял мою душу, но совершил ошибку, когда лепил тело. Этот крест, Кассандра, – не сделать того, для чего меня родили, – я буду нести до конца жизни.

Потом она прижала дочь Эммы к себе и радостно засмеялась. «Ну как ты, ангелочек мой? Ты моя сладкая, ты моя хорошая! Джулия моя!»

Я передала Эмме наш разговор. Рассказала, что Люси, наверное, сошла с ума. Что до этого она относилась к нам как мать, но теперь, когда у нее появился ребенок, будто немного спятила. Эмма широко распахнула глаза.