Украсть богача - Рахул Райна

или хотя бы выключу громкую связь?» – но Руди качал головой. И я понял, что ему нравится слышать, как женщины воркуют с любимыми. Ему отчаянно хотелось завести себе девушку, но этого пункта не было в нашем с ним договоре. Я делал для него многое, был его пастырем, советчиком, консультантом, но не гребаным сутенером.

Обычно мужчинам куда интереснее знать, как завлечь женщину, что ей наврать, как пустить пыль в глаза – словом, магические ритуалы, – чем то, как ее удержать, но Руди – другое дело. Ему хотелось вызнать все подробности, все шутки, все приколы о трудностях, горестях и странных пятнах на матрасе. Он это обожал.

У нас был личный водитель. У нас было внимание. У нас были деньги. Оставалось найти, на что их потратить.

Первым делом Руди купил себе шикарную квартиру в Саут-Экс[123]. Я занял маленькую комнату: сначала я собирался устроить там кабинет, но потом фактически поселился в ней. Впрочем, и от собственной квартиры не отказывался – так, на всякий случай. Родители были против, чтобы Руди покупал отдельное жилье, потом были против, чтобы я переезжал к нему. Руди рассказал мне, как поссорился с ними, как они говорили, что я мошенник из низшей касты, который выманит у него все деньги. Ну разумеется, я мошенник из низшей касты, благодаря которому он вообще-то стал тем, кем стал. А потом он подарил им «Ауди», и ссоры прекратились.

Так мы с Руди, не сговариваясь, поселились под одной крышей. Я покупал продукты, отвечал за уборку и готовку. Он загромождал комнаты и коридоры коробками из-под пиццы и всякой фигней, которую по пьяни заказал на «Амазоне». Все шло как нельзя лучше.

Я узнал Руди поближе и понял, что он, в общем, неплохой парень. Затраханный, конечно, как все индийские дети. Мы были отличной командой. Он толстый, я тонкий, он белый, я смуглый. В одном мы были похожи – нас роднила злость.

Не обычная злость подростка из-за того, что девушки не дают или он не похож на Дуэйна Джонсона, а глубокая животная ярость.

Переезжаешь в миллионерский пентхаус в шикарном районе Дели, думая, что теперь все время будешь тусоваться. Нет. Теперь ты все время убираешь за подростком.

Руди только и делал, что встречался с поклонниками, раздавал автографы и интервью журналистам, нашим и иностранным, шлялся по модным вечеринкам с европейской выпивкой, слушал диджеев в дорогих клубах, где его окружали надушенные крашеные блондинки – всякие Руби, Китти и Малышки. Он с ними болтал. Они делали селфи. Ехали к нам домой. Я ложился спать. А утром выносил из его комнаты бутылки. Девушек и след простыл. Я даже не знал, сколько их там было. Мне казалось, Руди балдел.

Но однажды вечером, выгнав очередную девицу, он без стука вошел ко мне в комнату с бутылкой дорогущей водки, растянулся на моей кровати, рассеянно посмотрел на меня и заговорил. Очередные поиски настоящей любви окончились ничем. Я-то думал, он кайфовал, но нет, ему хотелось встретить ту, которой будет нужен только он сам.

– Детей мне не надо, – признался он и уставился на потолочный вентилятор. – Я им сломаю жизнь. А у нас и так хватает детей со сломанной жизнью. Мои родители вечно хотели большего. Слишком многого. Им вечно было мало. Проще ничего им не рассказывать.

Он говорил об унижении, о том, как вечно чувствовал, что недотягивает до их ожиданий – единственный ребенок, столько денег в него вбухали, и что в итоге. Мне было жаль этого восемнадцатилетнего парня, который так ловко умел прятать свою грусть.

– Рамеш, – заключил он, – мне нужна не просто женщина. А настоящая любовь, чувак. Я не хочу их покупать. Блин, извини, – и он со вздохом вышел из комнаты, чтобы позвонить в китайское кафе и заказать доставку: очередной секрет, на этот раз от диетолога.

Я понимал его. Он хотел посмотреть женщине в глаза и увидеть там единственное, чего не купишь за деньги: бескорыстную любовь.

Ему хотелось настоящего чувства. Но у богатых и знаменитых его не бывает.

Проснувшись утром, он шел в ванную (в квартире их было две) и часами стоял под душем. Бойлер стонал от перегрузки, я порой даже стучал в дверь – не случилось ли чего.

Я бы взвыл от такой жизни, если бы не самосвалы бабла. Даже Саксена больше не пытались избавиться от меня: ведь я зарабатывал для них деньги.

По крайней мере, я был на стороне Руди. Я был кровно заинтересован в его карьере. Слишком многие мечтали его уничтожить. Сплетни множились моментально. Руди порой действительно выставлял себя дураком. Ходил на вечеринки, которые превращались в вакханалии с пьянством и похвальбой, швырял в толпу деньги и смотрел, как за них дерутся, срывал съемки рекламных роликов – словом, вел себя как мудак.

Я таскался за ним, следил, чтобы он ни во что не вляпался. Чтобы он вернулся домой целым и невредимым. Сам я никогда ни в чем таком не участвовал. Я работал за деньги. Никаких гулянок, никаких женщин, ничего. Я не баловался наркотиками. Не притворялся крутым. Не влюблялся, не строил планы на будущее.

Когда раздался звонок, тот самый, важный, перевернувший всю нашу жизнь, мы сидели дома. Руди смотрел телевизор. Я публиковал в Инстаграме фотографии, о которых мы договорились со спонсорами, все красивые, все в условленный срок – одним словом, честно отрабатывал деньги.

В общем, мы занимались каждый своим делом, Руди отвечал на телефонные звонки вновь обретенных друзей и родственников…

Телевидение. Руди приглашали на телевидение.

Вот так мы стали богаче Господа Бога, – ну, или главного министра штата Бихар, реформатора, покровителя бизнесменов, который ездит на форумы[124] в Давос.

Голос с немецким акцентом спросил:

– Я говорю с менеджером мистера Рудракша Саксены?

Да-да, с ним самым.

Голос предложил нам такую сумму, которую мы и представить себе не могли: такие деньги зарабатывают капитаны индийской сборной по крикету за рекламу виски. Наша жизнь изменилась в одночасье.

Я нанимал адвокатов. Я устраивал встречи.

Я отправился в ателье «Икбал Тейлорз» в Коннот-Плейсе и заказал костюм – «что-нибудь модное, стильное, современное», на самом же деле имел в виду следующее: «У меня встреча с белыми, бхай, сшей мне такой костюм, чтобы они надо мной не смеялись».

Через несколько дней мы приехали в офис с окнами от пола до потолка. В приемной сидела белая секретарша. Тогда-то я и понял, что мы добились успеха.

Мы поднялись на тридцатый этаж небоскреба: я на такой высоте оказался впервые. Я выглянул в окно, увидел людишек