Снятие с креста - Пол Клеменс

Пешее возвращение в Гвадалон исключалось решительно. Только сейчас до него дошло, в какую даль он забрался. Но его снабдили «экстренными» номерами. Он выискал в телефоне Селин Шаветт, сыграл вызов.

– Доброй ночи, Селин. Прошу всячески простить, если вас разбудил…

– Доброй ночи, месье… Анджей, – голос работницы «Голиафа» звучал как-то надтреснуто. – Не надо извиняться, я еще не сплю. В моей работе так редко приходится сталкиваться со сном…

– Вы в Гвадалоне?

– Да, я в Гвадалоне, – ответила она после некоторой паузы. – А вы?

– В Шантуа. Понимаю, что доставляю беспокойство, но не могли бы ваши работники забрать меня с площади Авьенна?

– А что вы там делаете? – она ужаснулась.

– Да вот, жизнь заставила.

– Черт… Ну, хорошо, я сама за вами приеду. Ждите.

– Постойте, – спохватился Анджей. – Возьмите с собой кого-нибудь из охранников. Все равно спят.

– Ну ладно, – в ее голосе прозвучало недоумение.

Ждать пришлось довольно долго. Странно, он считал, что из Гвадалона до Шантуа можно доехать за пять минут. Наконец фары осветили выезд с улицы Парлеву. Показался «Шевроле», сделал виток вокруг площади, заскрипел тормозами. Распахнулась передняя дверца.

– Садитесь, Анджей. Вы еще не превратились в соляной столб?

Она сидела за рулем. Никакая дополнительная охрана в салоне не просматривалась.

– Вы одна? – насторожился Анджей.

– Да что с вами? – Она казалась раздраженной. – Вы словно напуганы. У охранника Жана прихватило желудок, толку от него все равно никакого, а оставлять музей без охраны… Вы едете или будете дожидаться до утра почетный эскорт?

– Конечно… – Он сообразил, что паршиво выглядит со стороны. Откуда взялся этот страх? Забрался в салон, сел вполоборота. Она посмотрела на него внимательно, качнула головой, тронулась с места.

– Простите, Селин, приступ малодушия. Обычно со мной такого не бывает.

– Может, объясните, какого черта происходит?

– Пытался провести полицейскую работу. Два трупа не настраивают на мирный лад.

– Вы не верите в случай?

– Бывают случаи, когда случай совершенно ни при чем. А если уж полиция не хватается зубами за работу…

– Странный вы, Анджей. И что же вам удалось выяснить?

– Не поверите – ничего. Некий парень по имени Кассар по прибытии в Шантуа уверял, что я совершаю ошибку. Я не мистик, но хотелось с ним пообщаться.

– Удалось?

– Ерунда, – Анджей махнул рукой. – Этот наркоман ничего не знает. Он был знаком с убиенной Одрэ, но в свои темные дела она его не посвящала. Никчемный, пропащий парень.

– И это все, что вам удалось выяснить?

– Довольно на сегодня. Надоело. Замерз. Спать хочу. Опять же о грустном, Селин, можно вопрос? В районе православного Рождества в Гвадалон наведался некто посторонний со стороны Гофрэ. Йозефу удалось его отпугнуть. Он честно вам доложил. Ваша реакция была любопытна: вы приказали дворнику держать язык за зубами и не приняли никаких мер.

– О, вы начинаете подозревать всех подряд? – Селин рассмеялась, но как-то натянуто. – Помню этот случай. Гвадалон числился на балансе фонда Александра Люкера. Доверенным лицом этих парней являлся Фредерик Лежа. Я поставила его в известность. Наутро охрана внимательно осмотрела так называемое место происшествия. Никаких следов не нашла. Вы считаете, что к словам пьющего дворника следует относиться серьезно?

– Тогда почему его держат в поместье?

– Месье, вы так меня спрашиваете, словно это я распоряжаюсь прислугой. Йозеф много лет преданно служил Венсану Перелю, прилежно выполнял свои обязанности, и не было нужды его выгонять. Если вы считаете, что его вид портит пейзаж, ну что ж… Должна, однако, сообщить, что однажды ночью, когда группа хулиганов…

– Я слышал об этом героическом поступке. Позвольте еще вопрос, Селин? Галерея была открыта до февраля для всех желающих. Частенько наши соседи из Гофрэ и Бруа приходили приобщиться к высокому искусству?

Селин задумалась и едва не повернула на развилке к Дюнкерку. Остановилась, сдала назад, вписалась между скалами.

– А знаете, действительно приходили. На моей памяти… – Она сбавила скорость, чтобы лучше думалось. – Приходил старик из Бруа, шатался с тросточкой по залу, распугивая посетителей. Однажды он пришел с блондинкой – вы видели, наверное, эту блондинку, подругу его племянника… Они ходили по галерее часа два. Взад-вперед, туда-сюда… Мне даже охранник потом жаловался, что у него зарябило в глазах от этой парочки.

– Такая тяга к высокому искусству?

– Не думаю. У охранника создалось впечатление, что они смотрят куда угодно, только не на картины. Но не выставлять же их? А еще приходила парочка из Гофрэ – муж и жена. Изображали из себя тонких ценителей. Подолгу стояли у картин, задавали вопросы Франсуа Винье. Отлично помню, как Доминик Фанкон плющил нос о картины и настойчиво выяснял, когда же из запасников извлекут и выставят другие экспонаты, поскольку эти уже надоели…

С этого места стоило бы поподробнее, но «Шевроле» уперся в решетку. Ворота задрожали, поползли в сторону. В свете фар образовалась щурящаяся физиономия охранника.

– Спокойной ночи, Анджей, – пожелала Селин. – Надеюсь, до утра вас никуда не понесет?

– Уезжаете? – насторожился Анджей.

Он спал, как хорек, до десяти утра, подпрыгнул, глянул в ужасе на хмурый мир, стал торопливо одеваться…

Ужасных событий за прошедшую ночь не зафиксировали. Горничная гудела пылесосом. Он спустился в буфет, столкнувшись с лицом вероятного противника: управляющий Шавр что-то прятал в бумажном пакете. Противно улыбнулся, убрал пакет за спину.

– Приятного аппетита, – сказал Анджей. – И доброго утра.

– И вам. Вы куда-то ездили вчера ночью? – вкрадчиво справился управляющий.

– Да, у меня были дела в городе. И сегодня, наверное, поеду. Не теряйте, – отделался от скользкого типа, посмотрел ему в спину, пожал плечами. Почему он его еще не уволил?

Он болтался по двору, заглянул в каморку к Йозефу. Жалко, что дневной свет разгоняет тьму, но бессилен против вони. Взъерошенный дворник сидел за столом и с невыразимой скорбью смотрел на пакет молока. С таким лицом уместно получать медаль «Тридцать лет коту под хвост».

– С добрым утром, – сказал Анджей и поспешно обратился в бегство. Опять бродил по замку, удивляясь, почему в крохотной студии в Варшаве он чувствовал себя комфортнее, чем в этой каменной громаде. Решение созрело спонтанно. Он бросился в апартаменты, переоделся, растолкал по карманам деньги, документы, мелкую бытовую мелочь, спустился во двор и зашагал к воротам.