Фуа-гра из топора - Дарья Донцова

– Навряд ли, – вздохнула я.

– Башня та Никиткин смотровой пункт, – продолжал Виктор Леонидович, – наподобие тех, что в аэропортах стоят, полный обзор на триста шестьдесят градусов. Вся округа в курсе, что сын Семена Михайловича за людьми наблюдает. Развлекается он так. А еще болтают, что Никитка из Интернета миллионы качает – шантажирует граждан. Но не пойман не вор. Вот такая у нас нынче демократия.

– Давайте вернемся к Ванде, – остановила я полицейского.

– Так о ней и рассказываю, – надулся он. – Трофимов видел, как Комиссарова в реку кинулась, и сразу мне звякнул. Разделась сначала и – бултых в воду. Кстати, письмо оставила.

– Можете записку показать? – тут же воскликнула я.

– А что, у меня есть выбор? – вдруг разозлился Никитин, вернулся к столу и протянул мне листок бумаги. – Это копия, ознакомьтесь не торопясь. А я пока пойду во дворе покурю, а то, вижу, вам дым не по вкусу.

Оставшись одна, я быстро перефотографировала предсмертное послание, отослала его Роберту и стала изучать текст.

«Дорогие мои Володя, Алина, Беатриса и Виктор Маркович! Понимаю, что наношу вам рану, но иначе не могу. Совесть замучила. Знайте: Ксения никогда не болела рассеянным склерозом, ей не из-за чего было совершать самоубийство. Это я лишила жизни свою лучшую подругу, единственную, кто протянул руку помощи жалкой зэчке. Да, я провела несколько лет за решеткой. Сидела за убийство своей соседки. Вы об этом эпизоде моей биографии понятия не имели. Но теперь пора вытащить скелет из шкафа: ребята, я преступница, пытавшаяся бороться со своим естеством.

Мне всегда хотелось быть свободной, жить одной, в тишине и покое. Сама себе хозяйка, что может быть лучше? Но если чего-то страстно желаешь, никогда это не получишь. У меня не было своей квартиры, чтобы захлопнуть дверь – и вокруг никого. Я по менталитету улитка, а провела жизнь на рыночной площади.

Сначала мое существование отравляла Марфа Вирова, та самая соседка. Отвратительная баба постоянно пела: в душе, в туалете, прихожей, в своей комнате, коридоре, на кухне. От ее рулад я натурально сходила с ума и не поняла, как зарезала Марфу. Я не убивала Вирову, просто выключила ее, словно радио.

Я так надеялась, что меня посадят в одиночку, запрут подальше от людей… Но нет, сначала была общая камера, потом барак. И везде клубились женщины. Как я хотела их убить! Всех!

Позже произошла встреча с Кауф. Я безумно благодарна Ксении за то, что она для меня сделала. Я обрела дом, семью, обеспеченную жизнь, но – опять же не тишину. Каждый день меня дергали в разные стороны. Ванда, сюда. Ванда, туда. Ванда, приготовь. Ванда, сгоняй. Ванда, Ванда, Ванда… А я, повторяю, хотела тишины. Покоя. Я мечтала о своей квартире и наконец поняла, как ее получить.

Ксения никогда не скрывала от нас свое завещание. Мне полагался хороший кусок. Но до него – много лет ожидания. Мысль избавиться от Кауф взрастала в душе постепенно, она зрела, как зерно под солнцем, медленно оформлялась в четкий план. Надо было сделать все так, чтобы окружающие подумали: она покончила с собой. Но с чего бы ей счеты с жизнью сводить? Богатая, далеко не старая, успешная. Ни одной причины. Была б она больна… Вот так потихоньку и срослось.

Где я токсин взяла? Не скажу. Человек, который дал его мне, ни в чем не виноват. Пусть на мне цепь прервется. В общем, я Ксению травила. Подмешивала ей отраву в еду малыми порциями. Внушала Кауф: впереди паралич, слепота. Подсовывала ей статьи из Интернета о рассеянном склерозе, который якобы развивался у нее. Фильм по телику специально включала. А затем яду чуток подбавляла. И добилась своего. Все по-моему вышло. Оставалось лишь завещанное получить, через полгода я могла стать свободной. И тишина, блаженная, как мягкое обволакивающее одеяло, окутает мою израненную душу, защитит ее от суеты и пустого бега на месте, убивающего меня, стирающего с лица земли безжалостной рукой провидения. Ведь я просто испуганная женщина, стоящая в растерянности и ужасе на краю бездны, смотрящей мне прямо в глаза. Это я вложила в руку Ксюши упаковку со снотворным. Да, пилюли она проглотила сама, но я ее убила.

Сначала я очень радовалась. Потом стало страшно. Ксюша снилась мне по ночам. Плакала. Укоряла. Спрашивала: зачем ты лишила меня жизни? Вместо счастья получился ад. Душа моя горит, словно тонкий прутик в пламени, и это не ясный, чистый огонь, а черное пламя сатаны, испускающее смрад, удушающее чадом раскаянья, вызывающее слезы сожаления и горестного понимания: я отняла у доверявшего мне человека самое дорогое – жизнь. И сейчас, молясь на коленях, я уже не могу ее вернуть, сделанного не исправить. Остается лишь самой шагнуть за черту, отделяющую мир живых от мира мертвых, и отдать мрачному Харону монету, выскальзывающую из слабых пальцев преступных рук. Все воды Аравии не смоют кровь с них.

Я пошла к сыщикам, показала им анализ крови Ксюши. Кто его мне сделал, опять же не скажу. Этот человек ни в чем не виноват. Зачем я пошла в лабораторию? По какой причине мне понадобилось доказательство того, что Кауф травили токсином? Была одна идея: я хотела перевести стрелки на Владимира, представить его убийцей жены, тогда б мне досталось больше денег…

Но я переоценила свои силы. Я отняла жизнь у Ксении Кауф, довела ее до суицида. Я преступница. Подписываю эту бумагу, находясь в твердом уме и здравой памяти, на глазах у свидетеля Никиты Семеновича Трофимова. Он живет в поселке «Лебедь», его все знают. Прекратите расследование. Убийца наказана. Она в Волчьей яме. Так мне и надо. Ванда Комиссарова».

Я оторвалась от чтения и услышала тихое покашливание. Незаметно для меня Виктор Леонидович успел войти в кабинет и сесть за стол.

– Жуткое письмишко, – поежился полицейский. – Такие редко оставляют, обычно коротенечко излагают суть вопроса, и все. А тут целый Достоевский. Видно, крепко Ванду на тот свет тянуло, раз в воду сигать не передумала, пока это послание сочиняла.

– Почему Комиссарова упомянула, что ставит подпись на глазах у Трофимова? – спросила я.

Виктор Леонидович нахмурился.

– Неужели я не сказал? Никита, как всегда, на своей вышке балбесничал, в экраны пялился. Вдруг видит – ба, Ванда. Она на пне сидела, бумагу строчила, потом подписалась на его глазах и сиганула с обрыва. У Трофимова есть видео с суицидом, и он мне предложил переслать файл. Да только у нас Интернета уже пять дней нет. Тут новый поселок строят, бульдозер кабель перебил, и когда починят, неизвестно.

Дом Трофимова, обнесенный средневековым мощным забором, выглядел как настоящая крепость. Сходство с цитаделью придавали зданию темно-серый облицовочный камень и четыре башенки по углам. Но, в отличие от феодалов, которых о приближении незваных гостей оповещал дозорный, тосковавший на крыше, у бывшего бандита имелось современное оборудование. Не успела я подойти к двери, как на филенке вспыхнул сине-голубой луч. Он пробежался по моему лицу, и раздался приятный баритон:

– Входите, Татьяна Сергеева.