Карантин по-питерски - Ричард Семашков

смотрел фильмов. Мне нравится разное кино: от европейского артхауса или советских нетленок до каких-нибудь американских популярных картин.

Также с некоторых пор я открыл для себя мир сериалов и могу составить огромный список самых разнообразных многосериек. Забавно, только что закончил писать колонку про хорошие мини-сериалы 2019–2020 годов, а затем увидел твоё, Саша, письмо.

Читаю я в основном в течение дня, а вот каждый вечер провожу у экрана – помогает расслабиться, время убить, а затем заснуть.

Позавчера случайно в обед посмотрел у себя на кухне фильм «Любимая женщина механика Гаврилова» и в конце фильма, когда герой Шакурова подходит к Гурченко, прослезился. А ещё недавно увидел отрывок из «Судьбы человека», и опять пришлось снять очки, в которых я смотрю фильмы или читаю.

«Маяк», «Маленькие женщины», «Неогранённые драгоценности», «Джентльмены», «Брачная история», «Ржавчина и кость», «Паразиты», «Однажды в Голливуде» – вот что можно хоть как-то выделить из того, что я посмотрел в последнее время. В прошлом месяце посмотрел сразу три фильма Алексея Германа (в день по фильму), которые до этого видел лишь кусками: «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин». Сильные вещи – все три понравились, однако всё равно Герман совсем не мой режиссёр, чисто на эмоциональном уровне. Из последних сериалов я бы отметил: итальянский «НольНольНоль» – про ветхозаветные отношения внутри итальянских семей на фоне торговли кокаином; американскую «Меломанку» – про очаровательную хозяйку винилового магазина; британские «Дублинские убийства» – про то, как пара следователей бродят в дублинском лесу в поиске улик. В прошлом году вышел российский сериал «Шторм» режиссёра Бориса Хлебникова, и он, наверное, пока лучший отечественный сериал за последние лет пять.

Многие говорят, мол, у них нет столько времени, чтобы всё это смотреть, работа всё отнимает и так далее.

И говорят это с такой интонацией, типа, какие они молодцы по сравнению с нами – лентяями.

А у меня есть время, и плевать я хотел на их занятость. Я рад, что больше не работаю по восемь-десять часов в день, пять дней в неделю, занимаясь одним и тем же, чтобы заработать жалкие тысчонки, пока кто-то сверху выбирает себе в каталоге двадцать седьмой автомобиль.

Помню, я работал на заводе ритуальных услуг, и даже в те дни мне всегда хватало сил на один фильм перед сном – я брал двд лучших фильмов с Мелом Гибсоном, Кевином Костнером или Шоном Коннери и смотрел их по очереди один за одним. Сейчас же у меня ещё больше сил и времени и мне не жалко отдать их цветным картинкам на экране.

Сериалы гораздо интереснее смотреть, чем работать, к тому же они помогают заснуть.

14.06.2020

Валерий Айрапетян:

Первая основательная бессонница, так, чтоб до утра не сомкнуть глаз, случилась со мной в пять лет. Отчётливо помню детали того вечера и свою ночную рефлексию на невозможность уснуть.

Гостили у бабушки, маминой мамы, в Арменикенде (район Баку, переводится как «армянская деревня»; сейчас, по понятным причинам, именуется иначе).

Собралось много гостей, пир горой, нам – детям – тоже весело. К полуночи я только-только разошёлся в играх, прыжках, догонялках, кидалках, а тут – пора спать. Двор был двухуровневым, и детей уложили в нижних комнатах, расстелив на полу. В этом доме подавали ко сну хрустящее, белое, накрахмаленное, выглаженное постельное белье, йорханы (широкие пухово-перьевые одеяла) и огромные подушки, любовью к которым я так и не проникся.

Среди гостей был какой-то дальний родственник из деревенских. Смуглый, жилистый, небритый, неопределённого возраста, лет, наверное, пятидесяти или около того. Дети плохо (или напротив очень хорошо) ранжируют по возрасту: взрослым, в самом расцвете, мне тогда казался человек пятнадцати-семнадцати лет; всё, что шло после двадцатипятилетнего рубежа – имело отношение к градациям старости, вариациям дожития, скорбной шкале увядания, но никак не к полноценной жизни.

Родственнику этому постелили в нижнем дворе, в той же комнате, что и нам. Перед сном нас – детей – выкупали, а он, гость-селянин, несмотря на жару, долгую дорогу, весь вечер гулявший по двору шашлычный дым, лёг немытым. Это обстоятельство меня тогда поразило. Потому что мой отец, мало того, что не курил, не выпивал, не выносил застолий, не чтил воровской закон и не уважал воров, не травил скабрёзных анекдотов, стоя в кругу хихикающих мужичков, в общем, никак не соответствовал арменикендской мужской среде, – так ещё постоянно мыл руки с мылом и дважды в день принимал душ. И никогда бы не лёг спать немытым, тем более при наличии исправного душа.

Лежал я и думал о том, что, наверное, ночной пот селянина размывает сейчас въевшуюся в кожу грязь, и та мутными струйками стекает на белоснежное постельное белье. И ещё этот гость имел густой собственный запах: словно в горку свежемолотого чёрного перца подлили немного столового уксуса, обдали древесным дымком, и в самом хвосте этого букета уложили пару кусочков сыра с плесенью. Натыкался потом на этот запах довольно часто, особенно когда шабашил на стройках; в нём много всего понамешано: и витиеватая история Востока, и житейская неустроенность, и нелюбовь к чтению, и неумение подойти к женщине, и устойчивость к долгому изнуряющему труду, и утраченная способность мечтать.

Чтобы отвлечься от грязных струек и вставшего в душной комнате амбре, стал планировать утренние занятия. А там, после утра, поджидал бесконечно долгий, залитый солнцем день, и кто знает, может, даже свезут нас на пляж, и тогда счастье нового дня утроится, удесятерится! Под это счастливое планирование, под учащённый сердечный бой, встретил рассвет.

Подобная раскадровка грядущего дня, с радостным тарахтением в груди, с какой-то патологической бодростью во всём теле, редко да метко будет накрывать меня ночами, лишая сна. Без видимых на то причин. Вроде устал и хочешь спать, ложишься в постель, вплываешь уже в сон, и вдруг накатывает волна радости, да какая там волна, целое цунами радости обрушивается – и понеслась!

Но радость эта и не радость вовсе, а её аналог, симулякр, витрина, пластиковая копия. Это возбуждённое трепыхание в грудной клетке лишено той заботливой мягкости, округлости, того эфирного тепла, которые сопровождают весь спектр светлых человеческих чувств – от облачка лёгкой грусти до пламени жертвенной любви. Проносятся табуном мысли, образы, воспоминания, предположения, яркие клипы по причудливым сценариям; из неведомых щелей подсознания лезут целые страницы текста, едва успеваешь запоминать понравившиеся кусочки.

В школьные годы и в студенчестве этот незваный бодряк веселил меня: бессонная ночь никак не сказывалась на продуктивности дня и самочувствии. Годы спустя ночной дофаминовый приход стал подбешивать, особенно накануне