Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного - Елена Арсеньева

— Я пролагаю тропу своих речений, — с новым пылом воскликнул Демосфен, — пытаясь дать тебе понять: ты можешь вести себя как угодно. Я настолько жажду тобой обладать — жажду с той минуты, как случайно встретил тебя в Афинах, нет, гораздо раньше, с тех пор, как увидел твое незабываемое лицо на одной из фресок этого бездарного мазилы Апеллеса, — настолько жажду обладать тобой, говорю я, что готов ради этого на все!

Лаис почувствовала себя глубоко оскорбленной из-за пренебрежительного отзыва о своем бывшем возлюбленном, знаменитом художнике Апеллесе, однако сдержала вспышку ярости.

Она отнюдь не чувствовала себя польщенной столь пылкой страстью Демосфена, которого презирала, — напротив, она была унижена этой страстью и даже ценой свободы не собиралась ее удовлетворять. Тем более что она всем существом человека, чья жизнь находится в опасности, кому смерть уже почти заглядывает в глаза, чувствовала не только фальшь в этих выспренних словесах Демосфена, но и некую ловушку.

— А что будет потом? — спросила она, намеренно не поправляя на себе растерзанный хитон, ибо понимала, что зрелище ее обнаженной груди и бедер лишает этого болтуна разума, а значит, он невольно будет искренен с ней. — Что произойдет после того, как я отдамся тебе? Разве двери темницы откроются? Там ведь еще стражники… Не получится ли так, что должна буду подставлять свою замочную скважину под множество мужских ключей?

Ее рассчитанная грубость заставила Демосфена еще больше возбудиться.

Впрочем, Лаис зрелище этого возбуждения было неприятно, даже отвратительно, и она поспешно отвела взгляд от нагих чресл краснословца.

— Ты отдашься только мне! — решительно заявил он, жадно протягивая к ней руки. — А затем мы призовем архонта, которому ты признаешься в совершенном злодеянии.

— Низко же ты ценишь себя, Демосфен, если считаешь покорность женщины твоим ласкам злодеянием! — съехидничала Лаис, и Демосфен так и вспыхнул:

— Что ты несешь?! Под злодеянием я разумею жестокое убийство твоей подруги, которое ты совершила!

От ярости у Лаис перехватило горло, и, хотя она готова была кричать, она смогла только прошипеть:

— Я не убивала Гелиодору! Слышишь?! Не убивала! И готова повторить это хоть сто раз!

— Можешь повторять хоть тысячу, — усмехнулся Демосфен, — тебе никто и никогда не поверит. Охлос[35]уже приговорил себя к смерти, твоей казни ждут с нетерпением, как редкостного зрелища, как представления в театре Диониса, и нужно создать еще одно зрелище, устроить еще одно представление, чтобы тебе позволили не только жить, но и вернули тебе народную любовь. Я могу сделать это! Только я могу это сделать! Ты признаешься в убийстве, а я произнесу в твою защиту такую речь, что тебе мигом вернут свободу. Тебя полюбят еще больше, чем прежде!

— Но ведь ты убежден, что я убийца… — удивленно проговорила Лаис.

— Какое это имеет значение? — высокомерно вскинул голову Демосфен. — Я не зря горжусь силой своего красноречия. Я способен на все, в том числе и заставить весь народ Коринфа думать так, как я хочу, заставить поверить в твою несуществующую невиновность. Я произнесу такую речь!.. Мы выставим твою подругу исчадием Аида, ламией[36], чудовищем, более беспощадным, чем все гарпии[37], вместе взятые, мы скажем, что она преследовала тебя, как черные эринии[38]— Ореста[39], что она отравила твою жизнь, как Деянира отравила хитон Геракла, мы скажем, что ее ревность жгла тебя, как жгла кожу Геракла кровь кентавра Несса…

Деяниру, жену Геракла, вожделел и похитил кентавр Несс. Геракл убил его, но перед смертью коварный Несс успел сказать Деянире, что его кровь обладает волшебным действием и поможет ей вернуть любовь Геракла, если тот ее покинет. Спустя некоторое время Геракл вознамерился жениться на другой; тогда Деянира пропитала кровью Несса хитон Геракла, однако кровь оказалась ядовитой, и Геракл умер в страшных мучениях.

— Нет! — закричала Лаис. — Замолчи! Твой язык еще более ядовит, чем кровь Несса! Чудится, что воздух здесь уже отравлен твоими словами! Я не позволю тебе оболгать Гелиодору! Она мертва, она не может опровергнуть твою клевету, но я не позволю и звуку сорваться с твоих лживых уст. И вообще, прикрой свой жалкий пеос[40]— на него смотреть противно. Да я никогда в жизни не отворю свое лоно этому блудливому недоростку! Лучше умру, чем буду принадлежать человеку, который настолько лжив, что готов ради обладания женским телом обмануть весь народ Коринфа!

Демосфен торопливо одернул хитон, поправил гиматий и живописно обмотал вокруг своего несколько кривобокого стана алую, пронзительно-алую хламиду.

Лаис, затравленно наблюдавшая за ним, сообразила, что в привычных действиях он обретает спокойствие. И в самом деле — тяжелое дыхание Демосфена выровнялось, лицо приобрело прежнее значительное выражение, движения стали ровными.

— Ну что ж, — наконец сказал Демосфен, — будь по-твоему, Лаис. Если ты предпочитаешь смерть моим объятиям — пусть будет так! Но я хочу облегчить твою участь. Вот здесь, — он снял с шеи шнурок с подвешенным к нему крохотным фиали[41]и показал Лаис, — заключена капля смертоносного яда. Он лишает человека жизни в одно мгновение! Я стал носить при себе этот фиали после того, как заимел страшного врага сначала в лице подлого завоевателя Филиппа Македонского, а затем, после его смерти, и Александра, который называет себя Великим. От этого ничтожества, возомнившего себя повелителем Ойкумены, никто не защищен: я могу в любой момент быть схвачен, подвергнут чудовищным пыткам и мучительной смерти. Поэтому я приготовил себе спасение: с помощью одной капли этого яда я в один миг отправлюсь в вечное странствие по полям асфоделей[42]— и никогда даже не вспомню имен своих гонителей! Теперь я дарю тебе это дивное зелье. Не тревожься — у меня есть еще один такой же фиали, который выручит меня в нелегкую минуту. А этот пригодится тебе. Советую тебе не ждать долго и выпить яд прямо сейчас. Ну?