Грань дозволенного - Василий Михайлович Подкованный

мне домашку и последние новости. Но о странной, бросающейся перемене в классной обстановке мне никто не сказал.

– Ну, твое битое лицо уже давно в порядке вещей, – Коля невесело рассмеялся. – Как и моё.

– И всё-таки, – подытожил я.

– А ты что, совсем не слышал?

– Я дома неделю валялся, да по судам и травмпунктам ездил, сам знаешь, – Я угрюмо посмотрел на друга.

– Ну да, – согласился Коля. – Ну, слушок тут ходит, что Стасю на вписке Ковалёв «вскрыл», как бутылку шампанского.

– Да ну?

– Ага, – Коля закашлялся. – Все шепчутся, а сказать бояться – сам знаешь почему. А мне, в общем-то, плевать на неё саму и их шашни. Но ровно до тех пор, пока это не касается меня.

– Интересно, – В моей голове тут же вспыхнули события того вечера, когда я встретил Стасю в магазине. – Это не в пятницу на прошлой неделе было?

– Вроде да, – Евстафьев пожал плечами. – А что?

Я быстро рассказал ему о встрече в «Красно-белом».

– Забавно, – Коля усмехнулся. – Вот так свело! Хотел бы я на вас тогда посмотреть.

– Да ну, зрелище не для слабонервных, – отрезал я. – Вид у меня был знатный – она не отставала…

– А по мне сколько веревочке не виться… – Коля смачно сплюнул. – За что боролась, на то и напоролась – если бы её по кругу прямо на моих глазах пустили, я бы и пальцем не повёл.

– А сейчас что?

– Да всё так же. Всё так же травит всё это стадо, всё также обжимается с Ковалёвым – ничего нового и интересного. Разве что грязные слухи теперь о ней распускают внутри её же шайки, – Евстафьев потёр виски. – Ты лучше расскажи, что там с твоим делом против этого чмошника Блинова?

– Побои сняли, дело заведено. Помнишь того инспектора, который приходил к нам после того, как нас в первый раз забили? Он, узнав, что произошло, вписался за нас, помог дело завести, прокурора хорошего посоветовал. Но Блинов в долгу не останется…

– А что такое?

– Не знаю. Что-нибудь этот хмырь обязательно выкинет.

– Надо в кому его сынка отправить. Он же явился вчера, знаешь? – Коля хлопнул себя по колену. – Прихрамывает, падла. Ничего, скоро на обе ноги хромать будет…

Колю на полуслове оборвал звонок.

– Пошли, – Вздохнув, я поднялся. – Поглядим на столь «полюбившиеся» нам лица.

– Можно не спешить – сегодня учительское собрание – минут десять у нас есть…

***

С тех пор, как она появилась в школе после болезни, Ясенева слышала перешёптывания, слухи и пересуды, замечала косые взгляды, а иногда и язвительные насмешки в некоторых глазах. Это задевало Стасю. С первых же мгновений она ощутила это молчаливое, но насмешливое отношение среди своей своры – её авторитет был сильно подорван.

«Теперь половина смотрит со страхом и ненавистью, а половина – с издёвкой», – угрюмо думала Стася, оглядывая класс.

Но ещё большим унижением для Стаси было сохранение видимости отсутствия каких-либо претензий к Ковалёву, более того – она была вынуждена вести как обычно. Всё так же обнималась с Ковалёвым при встрече, общалась приветливо, без тени негатива. Она усыпляла внимание разбалованного мажора, изображая полную покорность. И Ковалёв в это поверил.

Это стоило больших трудов и выдержки, а главное – огромного терпения. Стася знала, к чему она шла и, как мстительная рысь, выжидала удобного момента, чтобы вцепиться в глотку своему врагу. Она ждала случая, и он наступил…

Звонок ударил по ушам – Стася недовольно посмотрел на дребезжащий колокол под потолком кабинета. Зашаркали ноги по линолеуму, заскрипели парты – класс наполнился привычной для начала урока суматохой. В класс вошла Алтуфьева, за ней – несколько хохочущих девиц. За ними, прихрамывая, в кабинет ввалился Блинов – его заросшее лицо было обклеено пластырем, нос так и остался смещён набок мощным ударом биты, что очень бросалось в глаза.

Оглядываясь, он прошествовал к первому ряду. Пройдя мимо Стаси, он остановился у парты позади неё.

«Он же в другой стороне сидит, – подумала она, оглядываясь через плечо. – Что он там копается?»

Краем глаза Стася увидела, как Блинов, делая вид, что завязывает шнурки, ковыряется в рюкзаке Рокотова. Он аккуратно расстегнул молнию, что-то положив внутрь. Тихо застегнув, он, тяжко сопя, поднялся и окинул глазами охваченный движением класс. Удовлетворительно хмыкнув, Блинов отправился к своему месту.

– Эй, Блин! Пойдем покурим! – гаркнул Чеботарёв, хлопая Блинова по плечу.

– Да ну, ща мымра придёт, мозги полоскать начнёт, – отмахнулся увалень. – В падлу это выслушивать…

– Да не очкуй ты, у них сейчас собрание, – давил Чеботарёв. – Ближайшие десять минут не явятся. Да и кто тебя такого ветерана трогать будет, а?

– И верно. Сейчас бы корягу парижскую бояться! – Блинов матерно выругался. – Пошли!

Стася проводила обоих взглядом, после чего сняла портфель Рокотова со спинки стула и положила к себе на колени. Убедившись, что за ней никто не следит, она расстегнула молнию. Внутри, вперемежку с тетрадями, лежал небольшой, перевязанный синей изолентой свёрток.

«Что это?» – Осмотрев свёрток, Стася нахмурилась. В голове роились догадки и, чтобы их подтвердить, она размотала часть изоленты, вскрыв свёрток.

«Я, конечно, не специалист, – разглядывая набитый белым порошком пакет, подумала Стася. – Но дело пахнет мрачным криминалом. И уксусом».

Сомневаться не приходилось – на её глазах происходила тёмная история. Девушка сразу вспомнила избитого отцом Блинова Рокотова, о чём бахвалился сам майорский сынок в закрытой беседе в «ВК». В голове Ясеневой быстро сложилась картина происходящего – чья-то жизнь должна была вот-вот сломаться.

Застыв на мгновенье и не зная, как поступить, взгляд Стаси упал на валяющийся на парте рюкзак Ковалёва. В следующее мгновенье её глаза загорелись, красивые алые губы растянулись в жестокой улыбке.

Аккуратно запаковав свёрток обратно и обтерев его своим носовым платком, стирая отпечатки, Стася боком подошла к рюкзаку Ковалёва. Спрятав свёрток на самое дно, Ясенева вновь вернулась на своё место – в класс как раз ввалились пришедшие с перекура Чеботарёв и Блинов, а с ними Ковалёв и прочие. За ними в кабинет вошли Евстафьев и Рокотов.

Кинув на Стасю угрюмый взгляд, он уселся на своё место.

«Знал бы ты, от чего я спасла твою упрямую башку – ноги бы мне целовал», – со злой иронией подумала Стася.

Тут подоспела Трубецкая – урок начался.

Стася совсем не слушала физичку, рассказывающую что-то о Фарадее – её внимание целиком и полностью было приковано к классу. Она переводила взгляд то на заливающегося хрюкающим смехом Блинова и Чеботарёва, то на преспокойно сидящего Ковалёва.

«Не просто так он подкинул эту дурь во время перемены, –