Воспитание воли - Жюль Пэйо

равносильно поражению: им покупается постыдный мир. Решение у трусливых натур — это торжество посредственности, когда человек навсегда отказывается от всяких попыток к борьбе, когда он мирится с жизнью большинства и закрывает глаза перед требованиями идеала, превышающего все то, что может вместить его дрянная душонка. Но между этими двумя крайними случаями, приводящими к безвозвратным решениям, мы находим все степени человеческой слабости, когда молодой человек колеблется, падает, поднимается и опять падает, когда ему не удается заставить молчать призывы более высоких идеалов, но когда, за отсутствием воли, он вновь и вновь возвращается к тому, что сам же презирает. Такие люди — озлобленные, всегда готовые к восстанию рабы. В противоположность стадным натурам, они не мирятся со своим падением; они понимают всю прелесть трудовой жизни, но не могут работать; гнушаются своей праздностью — и не делают ничего. Да, они рабы, но знание законов в психологии может дать им свободу, если они с первых же шагов не отчаются в своем избавлении и не поставят условием, чтоб оно совершилось немедленно.

Такие решения являются как бы венцом, заключением, и потому они так важны. Такие решения — это, так сказать, краткая, точная формула бесчисленных влечений, наклонностей, чувств, результатов опыта, чтения, размышлений.

Так например, для того, чтобы определить общее направление наших поступков, мы должны остановиться на одной из двух существующих гипотез относительно конечной будущности вселенной. Или мы примем вместе со скептиками, что мир — в том виде, как он существует, — есть, так сказать, результат игры случая, удачного стечения обстоятельств, которое больше не повторится, что жизнь, сознание явились на землю лишь случайно. Или же мы примкнем к сторонникам противоположного тезиса и будем верить, что вселенная идет по пути развития все к более и более высокому совершенству.

Скептический тезис имеет за себя только один аргумент — что мы ничего не знаем, что мы прикованы к нашей планете, что мы живем «в этом далеком уголке вселенной», как заключенный в своей темнице, и возводить в универсальный закон то немногое, что мы знаем, было бы с нашей стороны величайшей претензией. Противоположный тезис имеет за себя достоверность факта и, в некотором смысле, обладание. Мы знаем только нашу планету, наш мир, но мир этот повинуется определенным законам — и уже давно, так как жизнь предполагает неизменное постоянство законов природы. Если бы например с видимыми признаками хлебных растений сегодня совпадали съедобные качества, завтра какие-нибудь другие, а послезавтра свойства ядовитые, жизнь на земле не могла бы установиться. Я живу — следовательно законы природы постоянны. А так как начало жизни на земле относится к силурийской эпохе, то неизменяемость законов природы надо считать миллионами лет. Это то мы и имели в виду, говоря, что нравственный тезис имеет за себя обладание.

С другой стороны, в результате всех этих миллионов лет непрерывного развития явились мыслящие существа, и эти мыслящие существа превратились в существа нравственные. Как же после этого не допустить, что мир совершенствуется, что жизнь стремится придти к разуму и нравственности? И естественная история, и история человечества учат нас, что все ужасы борьбы за существование привели к более высокому нравственному развитию человеческой расы.

Кроме того и мысль, так же. как жизнь, предполагает порядок и постоянство. Хаос и мысль — веши несовместимые. Мыслить — значит организовать, классифицировать. А мысль, сознание — это единственное реальное понятие, какое мы знаем, и принимать скептический тезис — не значит ли это признавать, что единственное известное нам реальное понятие есть ничего больше, как химера? Да даже если бы мы это и признали, такое признание не будет иметь большого смысла для нас. Это будет лишь предположение, пустой звук, лишенный всякого содержания.

И так, мы видим, что теоретические доводы в пользу нравственного тезиса достаточно вески. Практические же доводы можно считать решающими. Скептический тезис приводит к оправданию личного эгоизма: с точки зрения этого тезиса только ловкость, уменье, способности ценятся в человеке; если добродетель и заслуживает одобрения, то лишь в качестве высшего проявления ловкости.

Прибавим к этому, что самый выбор здесь не произволен: он обязателен; ибо не выбрать ничего — значит все-таки выбрать. Вести праздную жизнь, жить для наслаждения — значит фактически признавать то положение, что все значение человеческой жизни в наслаждении. А это тезис в высшей степени метафизический при своей простоте и наивности. Очень многие из нас гораздо более метафизики, чем они воображают: они бессознательные метафизики — вот и все.

Итак, мы не можем не принять одной из двух существующих метафизических гипотез: мы должны выбрать ту или другую. Этому выбору могут предшествовать годы изучения и размышлений. Затем, вдруг, в один прекрасный день, какой-нибудь аргумент выступает перед нами особенно ярко; красота и величие нравственного тезиса поражают нашу душу, и мы принимаем решение. Мы решаемся принять нравственный тезис, потому что один только он дает смысл нашему существованию, нашему стремлению к добру, нашей борьбе с несправедливостью и безнравственностью. Раз выбор сделан, мы уже ни на секунду не позволяем скептическим доводам проникнуть в наше сознание; мы отталкиваем их с презрением, потому что у нас есть теперь долг, обязанность, которая выше удовольствия пофилософствовать, — обязанность действовать, и действовать честно. Мы ревниво охраняем нашу нравственную веру, и вера эта становится для нас жизненным принципом и придает нашему существованию такой высокий смысл, такую жизненность и полноту, каких никогда не узнают дилетанты, чья мысль остается бессильной, не вызывая чувства, не приводя к энергичной, плодотворной деятельности.

Торжественное решение принято, и с этой минуты жизнь определилась. Наши поступки перестают подчиняться влиянию внешних событий. Мы уже не будем больше послушным орудием в руках людей более энергичных, чем мы. Даже сраженные бурей, мы сумеем удержаться на своем пути: мы созрели для высших задач. Мы приняли общее решение, а такое решение для человека — то же, что для монеты чеканка: кое-какие мелкие черточки от обращения сотрутся, но главные очертания выбитого на металле лица сохраняется, и не узнать их уже будет нельзя.

У работника, у человека дела, общее нравственное решение должно сопровождаться и другим: как Геркулес в мучительной борьбе между добродетелью и пороком, он должен решительно отбросить праздную жизнь и перейти к жизни труда.

Таковы общие, торжественные решения, какие принимаются раз в жизни. Такие решения — это признание идеала, подтверждение прочувствованной истины...

Цель намечена, но достигается она не сразу: чтобы достигнуть намеченной цели, надо хотеть применять нужные средства. Внимательное изучение указывает нам эти средства, повторяю