Безродыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин

олема в достатке, и поменьше людей.

Только вот одиночеством мне сегодня насладиться не дали. Стоило начать нарезать траву, как от правой опушки на поляну из леса повалил народ. Из похода охотники возвращаются. Присмотрелся — ватага Лодмура. Принёс йок на мою голову. Попытался укрыться в олеме, но поздно — заметили.

Несколько фигур отделилось от группы и двинулось в мою сторону. “Лучшие мои друзья” топают — неразлучная троица. С ними ещё двое. Показалось сначала, что Лон один из двоих, но нет — брат Патарки остался при взрослых. Вон он — тащит заваленную тушками лис и кого-то ещё волокушу с другими охотниками. Да и в целом все взрослые с грузом. На жердях кабана прут толпой. Вон олень, вон косуля. Волков пару вижу. Впрочем, и подспорники почти все с разной ношей — кто луки, кто копья несёт, кто сети и топоры тащит. Налегке только троица младших и эти, что с ними свернули ко мне.

Пусть и высокие, но тоже подростки, из старших. Санос — первый в посёлке задира и предводитель шайки заносчивых старшаков, которому, слава Единому, до такой мелкоты как я раньше не было дела. И ещё один здоровяк, чьего имени я не знаю. Походу, эти пятнадцатилетки взяли сынка старосты с его швыстами под крыло. У подспорников в каждой ватаге своя банда сколачивается. Выясняют потом с кулаками, за кем сила в посёлке. У Лодмуровых всегда перевес. От меня-то что надо? Я сам по себе. И вообще просто сборщик.

— Глядите-ка, — пнул Патар невеликий пучок олемы, брошенный мной на расстеленную на траве тряпку, которую я потом сверну в тюк. — За полудень уже, а у него овце на укус. Вот ленивая кунь. Отсыпался небось.

— Работничек, — гадливо протянул Гауч.

— А, это тот ссыкливый безродыш, который от муфрят в болото тикает? — окинул меня пренебрежительным взглядом Санос. — Дрыщ дрыщём, а уже в охотники просится. Наглая мразь.

Прознали-таки. Ну и йок с ними. Я знал, что, или Варсаг, или Драмад посмеются над моей попыткой при ком-то. Вот значит, какой у них повод ко мне пристать нынче. И ладно Патарка со швыстами. Но эти-то без года, как взрослые. Вон у Саноса лапы какие — мышцы так и торчат. Да и ростом на две головы меня выше. Даже щетина на подбородке полезла — чёрная, как и ёжик волос на башке. Совсем стыда нет — к малышне приставать.

— Я пришёл только, — буркнул я для Патарки и, отвернувшись, нагнулся к олеме. — Хотел, что получше найти. Не нашёл, — добавил негромко.

— А ну встал, кунь безродная! — рявкнул сын старосты.

— С тобой старшие разговаривают! — мгновенно подтявкнул Гауч.

Я глубоко вздохнул, успокаиваясь — не хватало ещё в ответ рявкнуть — и поднялся, опять повернувшись к уродам. Ох, как хочется садануть кулаком в эту рыжую рожу. Только битым мне потом быть, так что терпим. Придёт время. Придёт.

— Чего надо? — сердито спросил я Патарку. — Работать мешаете.

— Нет, ты понял? Это работа у него, — заржал Санос.

— Забудь про охоту, безродыш, — тоном хозяина приказал мне сын старосты. — Ещё раз услышу, что в ватагу просился, конец тебе. Доживёшь до шестнадцати и иди тогда в вольники, а подспорника тебе место заказано. Понял?

Я решил промолчать.

— Так ему же ещё в батраки на три года, — напомнил второй старшак, лишь немногим уступавший Саносу в стати.

— А, и точно. Забыл, — фальшиво удивился Патар, и вся шайка заржала.

— Да куда ему в батраки? Помрёт там он, — хохотнул Санос. — Глиста тощая. Даже Гауч рядом с ним здоровяк.

— Да не, Гауч выше просто, — не согласился с товарищем второй старший. — Такая же глиста, только длинная.

Теперь уже заржали лишь четверо из пяти. Упомянутый дрыщ не оценил этой шутки. Похоже, в отсутствии сторонних жертв, он в их шайке за мальчика для битья.

— Сравнил тоже, — обиженно промычал Гауч. — Я из-за роста худым кажусь, а этот недомерок реально тощий.

— А, ну да. Конечно, — напустив на лицо деланой серьёзности закивал Санос. — Ты у нас здоровяк.

И тут же, с блеском в глазах, выдал весело:

— Мужики, я придумал чего. Давай, Гауча испытаем. А то на махаче с варсаговыми у нас за спинами просидел. Медяк ставлю — уделает наш длинный безродыша.

— Ставлю два! — с хохотом подхватил Патар.

И снова лишь четверым из пяти мудаков было весело.

— Не буду я об это дерьмо руки марать, — попробовал отказаться Гауч, но вариантов у него уже не было.

Попался, швыст. Будешь впредь думать, с кем дружбу водить. Сейчас поквитаемся.

— Принимаю ставки, — едко прошипел я, медленно снимая с пояса ножны.

— Что? — ехидно осклабился Санос. — А деньга-то есть, малый? Ты не девка, чтобы без денег долги отдавать. Хотя…

И опять все заржали.

— Вот, — сунул я ему под нос полученные от Вахна медяки. — Как раз три.

— Ха! Удачно, — ещё пуще развеселился главарь мудаков. — Не смей потом врать, что мы отобрали.

— Не буду.

— Парни? Вы это серьёзно? — заметался взглядом от Патара к Саносу Гауч. — Не буду я с ним драться. Малой же. Я на год старше. Пусть против Брага выходит хотя бы.

— Хотя бы? — набычился упомянутый сын кузнеца.

— Зассал что ли, длинный?

Санос главный и он уже всё решил. Драке быть.

— Да ну. Кого тут бояться?

— Тогда скидывай нож.

— До первой крови или до сдачи? — с азартом уточнил второй старший.

— До сдачи, — опередив Саноса, оскалился Патар.

Знает, что я гордый и быстро не сдамся. Лучше бы про Гауча думал. Почему-то я ни капли не сомневался, что навешаю длинному.

— До сдачи, конечно, — утвердил Санос. — Давай сюда, на покошенное. Сейчас наши пройдут, и начнём.

Осознав, что деваться некуда, Гауч первым вышел на указанный участок поляны, где я давеча срезал траву. Раз отмазаться не получилось, будет теперь выпендриваться. Вон рожа какая надутая — ну прямо бывалый боец. Отцепил нож от пояса, жилетку расстёгивает. Это правильно. Мне тоже голым по пояс биться удобнее будет. И одёжа целее — оторвёт ещё пуговы. Скинул верх, затянул пояс покрепче, шагнул ближе.

Лицо Гауча — само превосходство. Хорошо прячет страх, но я знаю: коленки трясутся у длинного. Не ведает швыст простых истин. Струсил — наполовину, считай, проиграл. Сделаю рожу позлее — пусть думает, что зубами его грызть собираюсь. Оскалился муфром, до щёлочек сузил глаза.

— Прошли наши, — мазнул взглядом по дальнему краю поляны Санос. — Всё, длинный, можешь больше не сдерживаться. Мочи безродыша!

Гауч медленно двинулся в мою сторону. Держит дистанцию, надеется на длину своих рук,