Волны времени - Фёдор Быханов

Уже потому, что не оставляло им двоим ни малейшего шанса на то, чтобы когда понадобится, поднять спасательную камеру поверженной субмарины из глубины и использовать по ее прямому назначению.

…Смена сезонов, как и везде, конечно происходила и на острове, ставшем естественной клеткой для бывшего экипажа погибшего междухода.

Но — чисто условно.

Проходили месяц за месяцем, и все это время, как по графику, затяжные дожди сменялись жарой, а штиль — штормами и тайфунами. Причем, к немалой досаде самих людей, кое-какие из них были достаточно серьезными помехами в их жизни.

Уже первый ураган, что называется, по былинкам развеял утлое жилище робинзонов. Как ни переживали потом его бывшие обитатели, но пришлось им вновь оказаться перед перспективой, свой спасительный от солнца и ливней, шалаш возводить заново.

Только теперь, готовясь сооружать его из прежнего материала, также добытого в пальмовой роще, островитяне понимали:

— Вряд ли долго и он сможет выдержать, в случае повторения, подобного уже случившемуся, буйства стихии.

Потому, поразмыслив и побродив по берегу, Бьенол отыскал взамен шалаша жилище, гораздо более надежное.

Вооружившись, как лопатой — стальным подносом, найденным в камбузе затонувшей подводной лодки, они, попеременно с Аликом целую неделю откапывали от заносов песка разрушенный ракетный бункер.

По самый броневой колпак засыпанное ныне песком, это оборонительное сооружение, некогда, с ракетной установкой внутри, теперь представляло собой жалкое зрелище.

Начинка его, после удара ракетой «Стелтса», была вынесена наружу через пролом в одной из стен. Из бетонного пола теперь лишь торчало несколько обломков арматуры крепления.

Так что, лишь после очистки сооружения от песка и закрыв пролом куском брезента с субмарины, вполне можно было его обживать.

Да только теперь смущала сырость.

Нагреваясь на солнце за день, бетонные стены боевого сооружения ночью аккумулировали влагу. И все, что было внутри, к утру нужно было вытаскивать на просушку.

— Нет, Бьенол, так не пойдет! — после очередной, обставленной этими явными неудобствами ночевки, решил раздосадованный Алик. — Нужно придумать что-нибудь уютнее!

Однако вызвал он этим своим предложением лишь снисходительную улыбку пришельца, все привыкшего воспринимать с точки зрения реальных возможностей и здравого смысла, который в данный момент, на его взгляд, был не на стороне юного друга.

— А как же, по-твоему, мы будем обходиться? — с нескрываемым чувством иронии поинтересовался тот. — Пойдем гостить к макакам или кормить обедом мошкару?

Но и Алик, судя по всему, успел приготовиться к этому, непростому для их обоих, разговору:

— Да нет.

Пришелец Бьенол перестал улыбаться и очень внимательно глянул в глаза подателю необычного предложения.

Альберт Колен, в свою очередь, начал объяснение идеи с самого обычного вопроса:

— Ты бывал, когда-нибудь в походах?

И сразу же поставил сетелянина в тупик:

— Что-что?

Алик рассмеялся:

— Ну, конечно, же нет.

И дальше пустился в разъяснение сути вещей, которые были ему, мальчишке, гораздо ближе, чем взрослому приятелю:

— Ведь у вас на Сетелене, судя по всему, не было такого широкого движения скаутов, как у вас.

Говорилось это не ради сочувствия.

Просто Алик отыскал выход из ситуации, которым поделился, далее продолжив свою мысль.

— Мы всем классом как-то выезжали на природу, — услышал от него Бьенол. — И у нас там были палатки.

Даже легкого намека могло хватить, чтобы пробудить v Бьенола исчерпывающие знания по любому поводу.

А тут — целая лекция!

Не теряя времени, они принялись кроить палатку.

Благо, что материала для этого было вдосталь. Ведь, каждый раз, наведываясь на дно лагуны, где покоилась неисчислимая, казалось бы, кладовая потопленной субмарины, они с лихвой обеспечили себя и прочными прорезиненными упаковками.

Теми, что прежде шли у моряков-контрабандистов на доставляемые тюки с консервами.

Саму оболочку раньше они просто бросали прямо на берегу. Теперь же, собрав вместе все куски прорезиненной ткани, Бьенол взялся демонстрировать на практике, освоенное ранее в теории, портняжное ремесло.

Умело пользуясь, как шилом острым концом своего ножа, а нитки заменяя капроновым шпагатом, найденным на той же подводной лодке, он, всего за один какой-то световой день, изготовил сравнительно неплохое жилище на двоих.

Тут же поставленное на капроновые растяжки из морского буксировочного троса, оно могло выдержать теперь напор любого урагана.

Теперь условия обитания стали вполне сносными.

Тем более что, хотя экипаж субмарины дона Луиса и не был большим по численности, все же то, что уцелело в отсеках, не тронутых пожаром, помогло новым обитателям острова навести у себя к палатке даже относительный уют.

О провианте же пока и разговора не шло.

Различных банок консервированных продуктов и воды было в достатке. Еще проще оказалось с посудой, утварью. Только вот одеяла и матрацы из синтетики пришлось изрядно сушить, зато теперь, на радость островитянам, они имели все:

«Как у людей».

Видя деловитость, проявленную в этом вопросе Аликом, Бьенол окончательно поручил ему заботы о быте. Сам же в основном занялся делом не менее важным — принялся сооружать пирогу, на которой можно было бы вырваться из плена их ядерного острова.

Куски труб, как оставшиеся после разбитых ракетных установок, так и поднятые со дна лагуны, где покоилась субмарина, вполне сошли за дуги каркаса.

Обтягивать их Бьенол решил той же прорезиненной мешковиной, что так здорово пригодилась им при изготовлении палатки.

— Места соединения кусков ткани хорошенько пропитаем смолой, — пояснил самодеятельный портной своему зрителю. — Я тут одну пальму приметил, вроде гивеи, так и сочится чистым каучуком.

Объяснения Бьенола были вполне разумными.

Не вмешайся в его планы одно непредвиденное обстоятельство.

Когда пирога была уже почти готова, и дно ее, повернув наверх, они оставили сохнуть, предварительно покрыв смолой, к утру нашли свое средство спасения совершенно растерзанным.

— Постарались обезьяны, — зло посмотрел Бьенол в сторону рыжих соседей, резвящихся в пальмовой роще. — На всех остатках нашей лодки видны их следы.

Алик, в подтверждении его обвинения, поднял из-под ног кусок растерзанной обшивки, где четко отпечатались зубы и когти бессмертных мартышек.