Оранжерея - Чарлз Стросс

–Не совсем,– говорит он, глядя на меня. Берет планшет, выстукивает на нем мини-ритм пальцами.– Охо-хо,– говорит он, показывая мне экран.– Они думают, это смешно?

Держась руками за живот и сжимая дрожащие ноги, я смотрю. Буквы пляшут перед глазами.

–Вот же… суки!– Меня переполняет ярость.– Шлюхины дочери!

Сэм качает головой.

–Уменя был очень утомительный день,– говорит он.– Аты, я смотрю, отделалась легко. Приходишь домой в таком наряде, и твои подруги вкалывают тебе… возбудитель сексуального влечения?– Он приподнимает бровь.– Как думаешь, ради чего?

Этот тип способен оставаться спокойным и рассудительным в самых неожиданных ситуациях. Хотела бы я иметь хоть половину его самообладания в наших условиях!

–Рив, о чем все это? Неужели давление группы настолько велико?– Вего голосе звучит тревога и сочувствие.

–Ода.– Ясжимаю зубы изо всех сил. Он сидит слишком близко ко мне, но я не рискую двигаться. Афродизиак окутывает меня теплыми щекочущими волнами– боюсь, на кушетке останется влажное пятно.– Они навязывают правила п-поведения. Уних там такие м-механизмы п-принуждения, о которых м-мы не зна-знали. Д-Джен и Энджи мне намекнули, н-но я… а-а-а-а, на фиг! Короче. Можно зарабатывать социальный рейтинг всякими разными социальными а-ах… активностями.

–Какими еще активностями?– мягко спрашивает он.

–Догадайся!– выплевываю я, нахожу в себе силы подняться и дую в ванную.

* * *

Сэм робко стучит в дверь, пока я сижу в полубессознательном от вожделения состоянии в углу душевой кабины, штормуясь– хотя, откуда мне знать, какие штормы здесь, на планете Zemlya? Пытаюсь очиститься от навязанного мне сексуального морока, и вроде даже получается; чередую горячую воду с холодной. Думаю, Джен с Энджи– не ищущие меня охотники, а просто две бестактные дуры, но не могу не фантазировать о них под струями– о миллионах мстительных рекуррентных пыток, которые я им устраиваю. Японимаю, что здесь это лишь фантазии– в симуляции нельзя убить кого-то больше одного раза, а уже убитый недосягаем для дальнейших измывательств. Но что-то во мне так хочет причинить двум сучкам боль, что потолок прогрызть хочется, и причина тому– не только неуклюжее сводничество с моим пентюхом-экстравертом мужем. Явыползаю из душа и довожу себя до изнеможения на силовом тренажере в подвале, а потом укладываюсь спать– одна, с головой, звенящей от тревог.

Рассвет воскресенья– яркий и жаркий. Янеохотно натянула платье, которое Джен и Энджи заставили меня купить, и пошла встречать Сэма внизу. Уплатья нет карманов. Я не знаю, можно ли мне носить сумку, и чувствую себя очень некомфортно, не имея при себе хотя бы простого канцелярского ножа. Сэм одет в черные брюки и пиджак, кипенно-белую рубашку; на шее повязан черный галстук. Он монохромен до ужаса, но при этом выглядит достаточно представительно. Впрочем, судя по его лицу, чувствует себя так же неуверенно, как и я.

–Готов?– спрашиваю я его.

Он кивает.

–Тогда я вызываю такси.

Приходская церковь представляет собой большое каменное здание, в некотором отдалении от того места, где мы живем. На одном его конце есть башня, такая же острая и осесимметричная, как релятивистский ударник (если бы боевые корабли были сделаны из камня и в их спинной части просверлили отверстия с огромными параболическими курантами, висящими внутри). Громко звонят колокола, автостоянка заполняется такси и мужчинами и женщинами, одетыми в старинные костюмы, когда мы прибываем. Явижу несколько знакомых лиц, среди них– Джен. Но большинство людей в толпе– незнакомцы, и, пока мы ждем снаружи, я цепляюсь за руку Сэма, опасаясь потерять его.

Внутри церковь состоит из единственного помещения с платформой на одном конце и рядами скамеек, вырезанных из мертвых деревьев,– на другом. На ней есть алтарь с длинным обнаженным лезвием, лежащим рядом с большой золотой чашей. Мы регистрируемся и садимся. Играет тихая музыка, процессия шествует по проходу от задней части здания. Вней трое мужчин, физически состарившихся, но еще не умирающих, одетых в отличительные одежды, расшитые золоченой нитью. Они взбираются на платформу и занимают какие-то, явно заранее оговоренные позиции. Далее слово берет тот, что впереди справа. Вскоре я с удивлением понимаю, что передо мной доктор-майор Фиоре.

–Дорогие прихожане! Мы собрались здесь сегодня, чтобы вспомнить тех, кто ушел до нас. Застывшие лица, высеченные в камне, скорбные лики множества людей.– Он делает паузу, и все вокруг повторяют сказанные им слова. Низкое рокочущее эхо гуляет туда-сюда в проходах.

Фиоре продолжает произносить тарабарщину зловещим голосом во все возрастающем темпе. Каждое предложение или два он останавливается, и прихожане вторят ему. Янадеюсь, что это тарабарщина– некоторые выпады не только сбивают с толку, но и смутно угрожают, ссылаясь на суд после нашей смерти, наказания за грехи и награды за послушание. Ясмотрю в сторону, но быстро понимаю, что остальные глазеют на него. Произношу слова вслед за ним, но чувствую себя жутко неловко. Кто-то прямо-таки втянулся в действо, разрумянившись и зримо разнервничавшись.

Затем непись, сидящий в алькове, заводит напыщенную мелодию на примитивной музыкальной машине, и Фиоре велит нам открыть лежащие перед нами бумажные книги на заданной странице. Люди начинают петь отпечатанные там слова и хлопать в такт– это тоже не имеет никакого смысла. Имя «христианин» упоминается неоднократно, но не в каком-либо понятном мне контексте. Посыл песен откровенно зловещий– кратко суммируя, нечто вроде «подчиняйся, соответствуй, по делам твоим да накажут тебя»: нехитрая, по сути, система обратной связи. Уменя, похоже, в наличии глубоко укоренившийся рефлекс, который не позволяет некритически воспринимать пропаганду: я заканчиваю читать книгу с кислой миной.

Примерно через полчаса Фиоре дает отмашку неписи, чтобы тот прекратил играть.

–Мои дорогие,– обращается он к нам.

Вголове я добавляю к его словам саркастический комментарий: «Слишком дорогие для тебя, дружище».

–Сегодня я хотел бы, чтобы вы тепло поприветствовали новых участников– шестую когорту. Наша вера гостеприимна, наше обязательство…– Да, именно так он и сказал– обязательство!– …заключить их в крепкие объятия и принять в семью.– Фиоре одаривает нас странной улыбкой и, крепко сжав края кафедры, налегает на нее всем телом с тихим «о-о-ох». Выглядит это донельзя странно– будто где-то за кафедрой его кто-то орально ублажает.– Пожалуйста, поприветствуйте новых участников– Криса, Эла, Сэма, Фэра и Майка, а также их жен– Джен, Энджи, Рив, Алису и Касс.

Все вокруг– за исключением Сэма, который сбит с толку, как и я,– внезапно начинают хлопать ладонью о ладонь перед Фиоре. Думаю, это своего рода приветственный ритуал; звук получается на удивление громкий. Сэм смотрит мне в глаза и тоже начинает нерешительно хлопать, но затем Фиоре поднимает руку, и все останавливаются.

–Мои дети,– говорит он, нежно глядя на нас,– наши новые собратья здесь всего три дня. За это время им пришлось многому научиться, много увидеть и сделать, поэтому некоторые из них допускали ошибки. Ошибаться– очень человеческое деяние, равно как и прощать. Например, простим миссис Алису Шелдон из шестой когорты за трудности с водопроводом. Имиссис Рив Браун, оттуда же, за ее неудачное обнажение на публике. И…