Отныне и навеки - Софи Лав

Эмили и Дэниел на мгновение ошарашено переглянулись.

– Но он не продается, – сказала Эмили потрясенно. – Это дом моего отца. Он достался мне по наследству.

– Разве? – сказал Тревор все еще дружелюбным тоном, который не соответствовал тому, что он говорил. – Рой Митчелл не умер, не так ли?

– Ну, нет, я знаю, он…– неуверенно пробормотала Эмили. – Это сложно.

– Он пропал без вести, насколько я понимаю, – сказал Тревор. – А это значит, что дом находится как бы в правовом вакууме. Налоги не платились много лет. Сейчас идет бюрократическая возня, – он хихикнул. – И, судя по вашему оторопевшему выражению лица, могу предположить, что вы этого не знали.

Эмили покачала головой, сбитая с толку и раздраженная вторжением Тревора в ее жизнь именно в эту ночь, когда у нее в кармане лежит письмо от отца.

– Слушайте, участок не продается. Это дом моего отца, и у меня есть полное право находиться здесь.

– На самом деле, – сказал Тревор, – такого права у вас нет. Я забыл сказать, что состою в комиссии по районированию. Я и Карен, и все те люди, которые были не очень рады вашему приезду. Я взял на себя как соседа эту обязанность сообщить вам, что в связи с налоговой задолженностью технически дом принадлежит городу. Кроме того, несколько лет назад он был признан непригодным для проживания, поэтому, если вы хотите жить здесь, вам понадобится новый акт приемки в эксплуатацию. Жить здесь сейчас незаконно, понимаете?

Эмили нахмурилась. Казалось, что бы она ни делала, всегда найдутся люди, которые попытаются ей помешать и будут рассказывать, чего она не может, будь то начальники, парни или грубые соседи – все они были одинаковы. Все пытались доказать свой авторитет, встать на пути к ее мечтам и помешать ей.

Но хватит с нее авторитетов.

– Может быть, и так, – наконец ответила она, – но от этого дом моего отца не становится вашим, не так ли?

Она говорила с такой же холодной ухмылкой, широко улыбаясь, и выражение ее лица не соответствовало ехидству в голосе.

Наконец его выражение лица переменилось, и улыбка исчезла.

– Город может заявить свои права на ваш дом и выставить его на аукцион, – настаивал он. – Тогда я смогу купить его.

– Так почему же не купите? – рискнула спросить она.

Он нахмурился сильнее.

– Юридически, – ответил он, прочищая горло, – будет более законно купить его у вас. Эта юридическая ситуация может затянуться на годы. А это, я бы сказал, – «серая зона». Ничего такого не случалось в нашем городе раньше.

– Что ж, очень жаль, – ответила она.

Он молча смотрел на нее, не в силах сказать ни слова, и Эмили почувствовала гордость за то, что отстояла свою позицию.

Тревор пресно улыбнулся.

– Я дам вам время подумать об этом. Но на самом деле я уверен, что тут не о чем думать. То есть что вы будете делать с этим домом? Когда чувство новизны пройдет, вы уедете. Будете приезжать на лето, на два месяца в год. Или скажете, что будете жить здесь круглый год? И чем заниматься? Будьте реалисткой. Вы уедете осенью, как и все. Или у вас закончатся деньги, – он пожал плечами и снова засмеялся, будто только что не угрожал ей и ее положению.

– Лучшим вариантом для вас будет продать землю мне, пока предложение все еще в силе. Почему бы вам не упростить нам обоим жизнь и не продать вашу собственность? – настаивал он. – Пока я не позвонил в полицию, чтобы вас выселили. И вашего парня тоже.

Глаза Дэниела загорелись.

Эмили стояла на своем.

– Почему бы вам не убраться с моей земли, – сказала она, – и не вернуться на свои сто акров без вида, прежде чем я не позвонила в полицию и не обвинила вас в незаконном проникновении?

Он выглядел, словно олень в свете фар, и она никогда не была так горда собой, как сейчас.

Затем он ухмыльнулся, развернулся на каблуках и пошел прочь по лужайке.

Эмили захлопнула дверь так сильно, что дом завибрировал. Она посмотрела на Дэниела, растерянного и озадаченного, и увидела в его глазах ту же обеспокоенность, которую чувствовала сама.

Эмили стояла в коридоре разгневанная, сердце выскакивало из груди. Тревор Манн вывел ее из себя.

Но ей некогда было думать о злости или о его визите, поскольку ее мысли вновь вернулись к письму, лежащему в ее заднем кармане.

Письму от ее отца.

Она достала его и стала с трепетом рассматривать.

– Ну и козел, – начал Дэниел. – Ты на самом деле думаешь…

Но он остановился, увидев ее выражение лица.

– Что у тебя там? – спросил Дэниел, нахмурившись. – Письмо?

Эмили посмотрела на конверт, который держала в руках. Обычный. Белый. Стандартного размера. Он выглядел так безобидно. И все же она так боялась того, что могло быть внутри. Признание в преступлении? Или в том, что он был тайным шпионом или что у него была другая женщина? А если это предсмертная записка? Она не знала, как справится, если это окажется так, и не могла представить, как отреагирует, если это окажется что-то из вышеперечисленного.

– Это от моего отца, – тихо сказала Эмили, поднимая глаза на него. – Я нашла это в его вещах.

– О, – сказал Дэниел. – Наверное, мне стоит оставить тебя. Прости, я не знал…

Но Эмили потянулась и положила свою ладонь на его руку, чтобы удержать его.

– Останься, – сказала она. – Я не хочу читать его в одиночестве.

Дэниел кивнул.

– Пойдем присядем? – его голос стал более мягким, более заботливым. Он указал на дверь в гостиную.

– Нет, – сказала Эмили. – Сюда. Пошли за мной.

Она повела Дэниела вверх по лестнице и вдоль длинного коридора, ведущего в кабинет ее отца.

– В детстве я только смотрела на эту дверь, – сказала Эмили. – Мне никогда не разрешали заходить туда. И смотри.

Она повернула ручку и открыла дверь. Пожав плечами, она повернулась к Дэниелу.

– Она даже не была заперта.

Дэниел участливо улыбнулся. Он будто ходил вокруг нее на цыпочках, и она понимала почему. Содержимое письма могло оказаться для нее динамитом. Оно могло запустить катастрофическую реакцию в ее мозге, погрузить ее в глубокое отчаянье.

Они вошли в темный кабинет, и Эмили села за стол отца.

– Он написал это письмо здесь, – сказала она. – Открыл этот ящик. Положил его сюда. Закрыл. Спрятал ключ в сейфе. И затем ушел из моей жизни навсегда.

Дэниел приставил стул и сел рядом с ней.

– Ты готова?

Эмили кивнула. Как испуганный ребенок, выглядывающий сквозь пальцы при просмотре фильма ужасов, Эмили с трудом могла смотреть на письмо, когда подняла его и оторвала край конверта. Она достала листок из конверта. Это был один лист размером восемь на одиннадцать, сложенный вдвое. Ее сердце бешено билось в груди, когда она развернула письмо.