Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений - Кио Маклир

солиднее. Поганки стали связующим звеном между нами и страницей в истории экологии, с которой минуло семьдесят миллионов лет. Они добрались до нас сквозь время и живут благополучно, ослепительно красивые сироты давно погибших миров. Я мысленно воскликнула: кто может быть несокрушимее поганки?⁂

Но бывает, что дождь прогоняет одни мысли и нашептывает другие. А в данном случае дождь был непростой. Дождь был рекордно-сильный, дождь с планеты, где происходит глобальное потепление. 8 июля 2012 года в Торонто за неполных два часа выпало 126 миллиметров осадков. (Для сравнения: средний уровень осадков в Торонто за весь июль – всего 74 миллиметра. Предыдущий рекордный уровень осадков – 121,4 мм – был зафиксирован в 1954 году.) Дождь лил с напором морского прибоя. Вызвал мгновенные наводнения: автомобили смывало, электропоезда с пассажирами останавливались, тысячи человек остались без света.

– Вероятно, самый ненастный, самый дождливый день в истории Торонто, – сказал в интервью Canadian Press старший климатолог министерства окружающей среды Канады. – Никакая инфраструктура на это не была рассчитана… Просто придется смириться с фактом, что вас затопит.

Я видела и слышала бурю прямо из своей спальни: ветки деревьев хлестали по окну, ветер свистел и выл, внезапно зарыдали сирены, спешившие на пожар в западной части города.

Я волновалась за поганок. Меня покинула уверенность в их несокрушимости и доисторической выносливости, и я написала музыканту: как он думает, всё ли у них в порядке? Он ответил: «Думаю, они просто забираются в гнездо и терпят. Они весьма живучие. А может, переплыли озеро и спрятались в камыше – как знать?».

На следующий день мостовые и тротуары выглядели как-то необычно – покрылись чем-то вроде пленки. Местная площадка для выгула собак, расположенная близ оврага, превратилась в озеро. На улице, где живет моя подруга, разверзлась огромная карстовая воронка.

Мне хотелось проведать поганок, но внезапно обнаружилось, что ближайшие дни мы заняты без продыху. Мы – я и мой муж – кипели от стресса и ярости. Наконец, после глупой ссоры, мы влезли в машину и поехали к поганкам.

Был ранний вечер, и небо еще оставалось ярко-голубым. На дорожке стоял музыкант, а с ним еще человек десять – разношерстная компания. Во внутренней, мелкой бухте уровень воды был примерно на шесть футов выше обычного, но гнездо – мокрое, накрененное – всё еще было достаточно прочным, чтобы удержать на себе птичье семейство. У меня отлегло от сердца, а потом я просто-таки опьянела от счастья, увидев, что птенцы плавают одни.

Какое облегчение – вернуться к чудикам, помешанным на птицах, заразиться их настроением «никуда не спешим, стоим и созерцаем», наслаждаться вечерним воздухом в полный штиль: ни ветерка, ни дуновения. На этом аванпосте неторопливого существования в двадцати минутах езды от нашего дома, всё, из-за чего мы с мужем недавно препирались, было забыто. Нечего доказывать, нечего терять, ничего не надо делать. Здесь, вдали от строительных лесов, графиков и полного изнеможения на почве стресса, – «под-история» жизни.

Когда сгущалась ночная тьма, когда мы стояли вместе на окраине города, название которого восходит к слову из языка мохоков tkaronto, означающему «там, где есть деревья, стоящие в воде», я попыталась вообразить себе этот район поросшим осинами и тополями. Потом погрузилась в еще более далекое прошлое и вообразила прежнюю береговую линию там, где она, по идее, проходила 12500 лет назад, намного севернее места, где мы теперь стояли. Я вообразила, что над нами сомкнулись воды ледникового озера.

⁂

Две недели спустя, разгар лета: я с сыновьями снова отправляюсь проведать поганок. K нашему удивлению, теперь перед нами угловатые подростки, грязные пухлые комочки пуха. Их детство пролетело стрелой. Головки еще пестрели диковинными полосками, как у зебр, но сами птенцы – прямо глазам не верится! – почти догнали по росту взрослых особей. Мне, матери двенадцатилетнего мальчика, это показалось знакомым: смешение черт малыша и взрослого дядьки. И гнездо – растрепанное, полуопрокинутое, похоже, постепенно тонущее – тоже напомнило кое-что знакомое.

Влюбившись в угловатых поганок, я не заметила, что на «птичьем фронте» активность несколько спала. Меня оповестил музыкант.

– Мы вступили в великое летнее затишье, – сказал он.

С окончанием весенней миграции начался более спокойный сезон: залетные виды перебрались на север, чтобы вывести птенцов. Мы дошли до середины времени, выделенного на наши совместные прогулки, до антракта.

⁂

В последний раз навестив поганок, я приехала домой и подумала: почти все мы, когда в нашей жизни наступает затишье, пытаемся его заполнить – хоть чем-нибудь, хоть какими-то хлопотами, которые опознаются как занятость.

Так я думала, а тем временем просидела несколько часов в интернете. Читала статьи об усилиях оградить от капризов погоды города, которым грозят климатические катастрофы, скачала африканскую музыку, исполняемую на мбире, потому что кто-то из друзей сказал мне, что под нее хорошо пишется, посмотрела по рекомендации музыканта фильм «В поисках Сахарного человека».

Я сказала себе, что занимаюсь сбором материала, а собирать материал правильно – значит не чураться случайных связей. Я перескакивала с темы на тему. Читала о жизни Джона Джеймса Одюбона, заглядывала в тексты Грейс Пейли и чилийских писателей постпиночетовской эпохи, купила на «Этси» ожерелье подруге. А потом – винтажный шарф линии Pleats Please для мамы и прямое цельнокроеное платье от Mizuiro-Ind для себя. Посмотрела знаменитый монолог комика Луи Си Кея «Всё чудесно и все недовольны» – филиппику против мобильников и бесперебойного нахождения на связи с миром: «Надо выработать в себе способность просто быть собой и ничем себя не занимать. Вот что отнимают у нас телефоны – способность просто сидеть сложа руки. А ведь она и значит, что ты живой человек. Ведь подо всем, что есть в твоей жизни, есть это самое, эта вот пустота – эта вечная пустота»[26].

Поскольку «сбор материала» был рьяным, но пустопорожним, этот день в итоге прошел для меня без пользы. Я думала, будто бросаю вызов вакууму незаполненного времени, а в действительности только подправила его внешнюю оболочку.

⁂

Сколько себя помню, всё время гадаю: как обрести душевный покой, когда бездельничаешь? Решение, которое бы меня устроило, я до сих пор не нашла, хоть и искала его разными, вполне предсказуемыми способами: неудачные романы, бездумный шопинг, путешествия, йога, неумеренные физические нагрузки, психотерапия, изготовление домашних соков, зависание перед телевизором, вязание, обжорство по праздникам и даже творческие практики. В итоге я осознала, что затишье проистекает не просто от того, что тебе нечем заняться. Затишье – проблема еще и эмоциональная, интеллектуальная и экзистенциальная. Если однажды я найду решение, то, наверно, перестану воспринимать промежутки безработицы или спячки, периоды, когда нива остается под паром, как что-то фатальное. Возможно, я буду относиться к себе мягче и перестану вести себя нервозно. Может, все-таки обрету дзен-буддийскую невозмутимость, которая позволяет спокойно сидеть, взирая на нерешенные проблемы, а иногда – на