Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений - Кио Маклир

Помогая отцу встать, я почувствовала, как сильно он на самом деле запинается. Ощутила, как запинается его организм, ощутила, как запинается его самостоятельность и чувство собственного достоинства. Его трясло от нестабильности, которая возникает, когда теряешь работу, служившую тебе якорем, трясло от экзистенциальной зыбкости, которая настигает тех, кто отстранен от гонки, для кого остановился стремительный бег колес.

Дженни Диски пишет: верная примета того, что ты определенно вступил в настоящую старость, – это когда искренне сочувствующий тебе лечащий врач говорит, что ничего нельзя сделать – «вам придется научиться с этим жить»… Видишь, что медицина пожимает плечами – мол, ты уже так немолод, что госучреждение, ресурсы которого ограниченны, не станет чересчур заботиться о полном восстановлении твоего здоровья. У учреждения другие приоритеты – потребности пациентов помоложе.

Постоянные головокружения? Доктор пожимает плечами. Невралгия? Доктор пожимает плечами. Хроническое онемение ноги? Доктор пожимает плечами. Ничего нельзя сделать. Ничего, что бы окупилось. Расстроившись – так расстраиваешься, когда фокусник откланивается, так и не показав тот самый фокус, ради которого ты пришла, – мы проводили врача глазами. Мы больше не в мире исцелений по мановению волшебной палочки и иллюзорных надежд на выздоровление.

Мы попробовали ради эксперимента дойти до парковки. Приближаясь к улице, которую надо было перейти, чтобы добраться до нашей машины, отец – бывший военный корреспондент, когда-то исколесивший весь мир, забиравшийся в кратеры, ходивший по тропам сквозь джунгли, покорявший горы – помешкал, прикидывая, сможет ли преодолеть бордюр по ту сторону мостовой.

На ночных улицах было тихо и мирно. Мы проехали мимо нескольких бегунов трусцой, мимо кучки студентов, куривших у дверей паба. Заехали в магазин за молоком и хлебом, хватаясь, как за якорь, за привычные действия. Я чувствовала: отцу пока не хочется, чтобы я отвезла его домой сразу, так что мы посидели в машине, смакуя немудрящее чувство облегчения от того, что мы вместе.

Крис Хэдфилд, подводя итоги своей экспедиции на МКС, сказал: «Кто мог подумать, что пять месяцев за пределами Земли вселят чувство, что ты стал ближе к людям?»

Я много раз возила отца в отделение экстренной помощи – как минимум пять, когда он был на грани смерти, – и всякий раз, когда мы отъезжали из больницы, ощущение было такое, что снова приземляешься, возвращаясь из космоса.

Пока мы сидели в машине, я вспомнила, как годом раньше возила отца к врачу насчет операции по удалению катаракты. Врач принимал в старом-престаром здании, и, когда я вернулась забрать отца, мне показалось, что лучше взбежать по лестнице, чем дожидаться медлительного, тряского лифта. На деле подъем по лестнице продлился втрое дольше, чем мог бы, потому что на полпути пришлось замедлить бег: впереди меня по узкой лестнице взбирались престарелые супруги-греки. Они страшно волновались друг за друга и держались за руки, неспешно поднимаясь, обутые в блестящие черные кроссовки «Рибок». Мне они показались очень трогательными: одинаковая обувь, помощь друг другу, но это было еще не самое трогательное. Больше всего меня умилило, что всю дорогу, до самого верха, они смеялись. Каждый шаг, дававшийся с большим трудом, смешил их до колик. Они похрюкивали и фыркали, пока я тоже не засмеялась. Мы смеялись так, словно старение – самая веселая на свете проделка.

Однажды поздно ночью в том мае я услышала на дереве за окном спальни скорбное воркование, а потом – резкий шелест крыльев. Когда плачущая горлица улетела, я попыталась расслышать голоса других птиц, которые, возможно, держали путь над нашим домом, окликая друг друга, чтобы не потеряться, не сбиться с курса в темноте.

Я где-то читала, что до 50 процентов перелетных птиц гибнут в пути. По самым разным причинам: тут и капризы погоды, и хищники, и невольно создаваемые людьми препятствия. Покидая юг, птицы ориентируются по магнитному полю Земли, но ветер сбивает их с воздушных магистралей. Пересекая огромные водоемы или широкие засушливые пустоши, они валятся на землю, изнемогая от борьбы с мощным встречным ветром и штормами. Перелет требует колоссальных энергозатрат. Пока перелетная птица добирается с юга на север, она может потерять от 0,25 до 0,5 массы тела.

Те, кому удается преодолеть труднейшую часть пути, попадают в мегаполисы, полные опасностей. Тратят драгоценные силы и время, пытаясь пробраться сквозь лабиринты – кварталы высоток, и часто настолько слабеют, что не могут продолжить путь: сталкиваются на лету с окнами и зеркальными стенами зданий, ослепленные яркими огнями, которые кажутся им созвездиями.

В Торонто, как и в других крупных городах, волонтеры ежедневно в предрассветной темноте прочесывают улицы и дворы финансового квартала. В руках у них бумажные пакеты и сачки – чтобы спасать раненых птиц, которых рискуют растоптать пешеходы, а чаще чтобы подбирать мертвых.

Волонтеры состоят в организации Fatal Light Awareness Program, сокращенно FLAP, «Программа привлечения внимания к смертоносному освещению»: она старается сообща с собственниками зданий принимать меры, чтобы снизить опасность стекол и осветительных приборов для перелетных птиц. Той весной я сводила сыновей на ежегодную однодневную акцию, которую организация проводит в Королевском музее Онтарио. Несколько часов на полу ротонды лежат тысячи мертвых птиц, погибших в небе над Торонто во время миграции. Птицы, маленькие и большие – особи девяносто одного вида, – были расположены искусно, образуя удручающую, но красивую мандалу. Мне наглядно представилось, как они в полете натыкаются на стекла и, оглушенные, падают камнем на асфальт.

Шли мартовские каникулы, и в музее было полным-полно детей; временная экспозиция FLAP говорила сама за себя. Организаторы не вывесили никаких пояснительных текстов, не произносили речей. Разобраться в экспозиции нам помогали только два маленьких волонтера, стоявших за веревочной оградой. Один из них, серьезный девятилетний мальчик в перчатках из латекса, подошел к нам с ястребом Купера. И разрешил нам по очереди, бережно передавая ее друг другу, подержать эту голенастую птицу. Она была мягкая и холодная. Я подивилась, какая она тяжелая, но потом вспомнила, что эта птица может сожрать голубя. Мальчик отошел и вернулся с невесомым корольком, так что в узоре мандалы возник крохотный прогал. Мы попросили дать нам подержать магнолиевого лесного певуна, но мальчик покачал головой и сказал: «Нет, на сегодня достаточно».

Мальчик ласково положил королька на прежнее место и вернулся на свой пост. Ощущался легкий запах подтаивающих трупов. Через час с небольшим FLAP демонтирует экспозицию. Птиц соберут и рассортируют по прозрачным пластиковым контейнерам.

В мае музыкант пригласил меня в парк имени полковника Сэмюэля Смита в Мимико на ежегодные Наблюдения за средними кроншнепами. Средние кроншнепы – клювы у них длинные, искривленные, крылья заостренные – начинают свой путь в прибрежных районах Бразилии и ежегодно, между 22 и 29 мая, повинуясь древним инстинктам, пролетают над этим парком на западной оконечности Торонто, направляясь на