А в чаше – яд - Надежда Салтанова

лупанарий продали, младшенький болеет. Муж меня ударил, когда я дочь с ним не отпускала, да не возвращается теперь. И как я одна-то с мальцом? Вот что дальше, как жить-то?

– Нет у меня для тебя ни совета, ни спасения. Один Бог только знает, зачем нам испытания посылаются. А я тебе так скажу, тяжело – проси помощи у соседей и друзей, но и сама выкарабкивайся. Сына не вернуть, так второго не упусти. И если муж опять буянить начнет, бери малыша да иди к монастырю Липса. Спроси мать Иоанну, скажи, что от Нины-аптекарши. У нее при монастыре есть приют для женщин, там и работу тебе найдут, и кров, и с малышом помогут. А на мужа подай жалобу эпарху. За тебя никто это не сделает, все сама. Так к кому мне сходить сейчас, чтобы за тобой да за сыном приглядели?

– Третий дом по этой же стороне, где курица нарисована на доске. Там Ираида живет, торговка яйцами. Она не откажет мне. Ой, что-то мне неможется, глаза закрываются.

– Глаза закрываются правильно. Я тебе опиума накапала. Он и боль снимает, и сон навевает. Отлежаться тебе надо.

Аглая закрыла глаза. Нина проверила малыша, у того жар начал спадать, щечки порозовели. Аптекарша сняла платок, осталась в мафории, волосы смотала в клубок, чтобы не выбивались. Платком укрыла малыша. Потом повернула Аглаю на узкой скамье набок, подложила свернутый тюфяк под плечи.

Пока Нина искала Ираиду да договаривалась, чтобы присмотрела за подругой, пока объясняла, что пришлет ей для Аглаи и малыша снадобья, уже полудень наступил.

Нина отправилась домой, размышляя о том, что узнать успела у разговорчивой Ираиды. Та рассказала ей про мужа Аглаи, что перебивался случайными заработками да пристрастился к вину, отчего часто в семье были скандалы и крик.

Рассказала про дочку, что продал муж в лупанарий. Девочка еще мала да худощава. Но уже красива, прям как Аглая в молодости. Глаза огромные, брови стрелами. Вот отец и решил, что за красу хорошо заплатят. А девочка вроде как и сама не противилась, матушку уговаривала, что навещать будет да денег принесет, как заработает. Видать, насмотрелась на мать и решила, что все лучше, чем вот так с никчемным мужем мучиться.

А Трошка был справный малец, да хитрый очень. Сладости любил, дак только где ж родителям взять сладости? Отдали его кузнецу в подмастерье, так он, когда заказ надо было отнести какой, придумал опосля добегать до форума, а там кому что донести поможет, где еще чем подсобит. И глазами красивыми хлопает. Ну, одни монеткой платили, а иные оплеухой, это уж как повезет. Так он сладости покупал на заработанное – то орех в меду, то лукумадес. Кузнец-то отцу его платил, тоже небогато, правда.

Так, за размышлениями, Нина не заметила, как дошла до знакомой пекарни. Увидев Феодора под портиком, подошла, поклонилась. Тот, не отрываясь от очередной деревянной чаши, что покрывал резным узором, ласково сказал:

– Утомилась, Нина? Хочешь, Гликерия сюда вина вынесет?

– Спасибо, почтенный Феодор, я к ней сама загляну. Но сперва хотела с тобой посоветоваться.

Старик отложил чашу, приготовился слушать.

– Я когда во дворце была… – и Нина шепотом рассказала Феодору про случайно подслушанный разговор в дворцовых переходах. —Ума не приложу, что делать теперь, куда бежать. Записку я Василию отправила, а он то ли послание не получил, то ли прийти не захотел. А вдруг это и правда из дворца убийца, что мальчонку отравил? Сикофанту-то я про это говорить боюсь – а ну как сама в подземелья попаду. Вот и пришла к тебе за советом.

– Да, чем ближе к курятнику, тем больше у лисы забот. Нехорошо это все. С Василием тебе поговорить надо перво-наперво. Я тебя научу, что можно сделать, но ты только про это никому не рассказывай. А то и до подземелий не всякому повезет дойти своими ногами.

Нина мелко покивала, придвинулась к Феодору поближе. Тот понизил голос:

– Ты пойди к дворцу, к тем воротам, где императорские кухни да склады расположены. Это слева от храма, ближе к проливу. Через те ворота во дворец привозят снедь разную. Мы, бывает, тоже хлеба присылаем. Спроси Сéргиуса, скажи, от Феодора пришла. И разъясни, что великий паракимомен ждет от тебя весточки, а стража, видать, передать забыла. Сергиусу это не в новинку, у великого паракимомена и за стенами дворца есть и глаза, и уши, и ноги. Он найдет способ, как передать.

Нина покачала головой, опять удивляясь тому, что Феодору даже про дворец известно да про шпионов Василия.

– Только зайди к Гликерии сперва, поешь да отдохни. Выглядишь уж больно уставшей.

– Спасибо тебе, почтенный, – Нина послушно поднялась и, поблагодарив Феодора за помощь, зашла в пекарню. Гликерия суетилась, обслуживая покупателей. Нина ополоснула руки, присела на лавку рядом с невысоким столиком. Молодой пухлый помощник, повинуясь знаку Гликерии, принес Нине ломоть хлеба, плошку со свежими крупно нарезанными овощами, щедро политыми маслом, чашу с разведенным горячей водой вином. Нина не привыкла есть в середине дня, но от всех переживаний и хождений за сегодняшний день проголодалась.

Гликерия вскоре подсела к ней, улыбаясь.

– Да ты, подруга, как из дальнего похода. Никогда не видела, чтобы так быстро с едой расправлялась.

– Спасибо тебе, Гликерия. Что-то я и правда оголодала. Да и хлеб твой невозможно не съесть. Вкусно-то как.

– Ешь, тебе надо раздобреть хоть немного. А то замуж тебя так и не выдадим.

– Да я замуж не собираюсь. Ты лучше расскажи, говорила ли с Феодором о своем друге сердечном? – Нина перешла на шепот.

– Ой, боюсь я. Вдруг откажет.

– Да с чего ему отказывать-то?

– А скажет, что сикофант – занятие непочтенное.

– Погоди-ка, – заволновалась Нина. – Так это сикофант?

Гликерия покраснела, прикрыла руками лицо, кивнула.

– Не дело это, Гликерия! Конечно, Феодор откажет!

– Да с чего ты взяла?! Он человек хороший, образованный. Сикофантом тоже быть нелегко, знаешь ли.

– Да ведь он женат! Ты сама-то подумай! У него детишек двое!

– Врешь ты все! Нет у него ни жены, ни детей! Он сказал, что холост, что только меня и ждал… – На глазах у Гликерии показались слезы. – Ты же мне как сестра, а туда же, как услышала про сикофанта, так все грехи ему приписала.

– Гликерия, одумайся, – начала увещевать ее Нина.

– Я думала, ты мне поможешь, а ты вон как, – вдруг спокойно сказала Гликерия. – Уходи! Я с ним уеду и обвенчаюсь тайно, а тебя не позову вовсе.

– Гликерия, как ты с ним обвенчаешься, он женат!

– Врешь ты все, счастья моего не хочешь. Уходи!

Нина, устав