Признание в любви - Борис Гриненко

– Вроде бы да.

– Сейчас проверим.

Есть звёзды театра, кино, спорта, ими восхищаются, им завидуют. Есть звёзды на небе, ими любуются, изучают. Есть звёзды… с нами, мы их любим.

Знали, что из Средиземноморских Адриатическое море выделяется красотой. Решили убедиться. Гостиницу выбрали на самом берегу. Ночь, стоим на балконе, тепло снаружи, светло внутри. На чёрном небе звёзды ярче, Ирино созвездие кажется ближе. Хочется взять её за руку и взлететь. Она улыбается, берёт меня за руку, говорит: «Да».

Берег на любой вкус, предпочтение отдаём небольшой, глубокой бухте. Солнце поторапливается выйти из-за гор. На одиноком валуне топчется в нетерпении чайка. Ира плавает в маске с трубкой, ей свойственно вникать в суть, в данном случае в глубину. Она и в небе, и в море, в своём окружении – в созвездии Рыбы. Когда видит большую, то поднимает голову и показывает руками её размер мне и чайке. Через какое-то время разводит руки пошире. Потом ещё раз. Чайке не подходит – улетает.

– Что она хочет?

– Очевидно, показать длину рыбы.

Очень видно – на первый взгляд. И я так решил – не может не поделиться тем, что удивило. Стало обидно – чем я могу? Начинаю переживать… для чего-то же она показывает! Хлопаю по лбу – балбес. Надеваю ласты, ныряю, рыбы разбегаются, глубоко под Ирой появляюсь я. Поворачиваюсь к ней лицом, раздвигаю руки, пытаюсь «объять необъятное» – свою рыбу. Минуту задерживаюсь и на поверхность:

– Возьмёшь в своё созвездие?

– Я ждала, ждала – и наконец моя. Её невозможно показать руками – только сердцем. И только тому, кто любит.

Губы у неё солёные-солёные, вода в Хорватии такая.

После завтрака едем в аквапарк. Большой бассейн с искусственной волной, водные развлечения на любой вкус и вышка с жёлобом – «камикадзе», название соответствует, высота с трёхэтажный дом. Желающих съезжать мало, я, конечно, полез. Лечу вниз. Фонтан брызг. Восторг. Забежал ещё один раз, а зря – Ира тоже «желает» (не может она хотеть!). Отговариваю: боишься высоты, сказали, что женщины вообще не спускаются. Не помогает: «Ты съехал, и я съеду, поможешь забраться». Поднимаемся вместе с остановками на площадках и зажмуриванием глаз. Инструктор удивляется, но «клиент, если ему можно, всегда прав», наставляет: не поворачиваться на бок, не садиться, руки не выставлять и прочее. Ложится в жёлоб и, без промедления, вниз, я не успел даже напутствовать – дотронуться. Через несколько секунд инструктор разрешает, и я следом. Выныриваю, обнимаю. «Как сердце, ёкнуло?» – «Чуть не выскочило, зато я тоже съехала». – «Страшно же». – «Была бы одна, даже не подумала бы лезть. Я перешагнула через себя, чтобы быть с тобой. Во всём».

Старый город на берегу, хорошо сохранившийся, частично восстановленный. Его стережёт высокая башня, внутри лестница, на площадках большие открытые окна, подоконники ниже пояса – страшно подходить. Народ, который не боится, восхищается: «Красота». Беру кинокамеру: «Погуляй пять минут». Забежал, внизу в беспорядке склад, за много веков заваленный красными черепичными крышами, за ним море. Ну и что, первый раз вижу воду? Шестым чувством улавливаю, что кто-то осторожно поднимается. Заглядываю через перила и прыжками вниз.

– Зачем ты сюда?

– Хочу быть с тобой.

– Договорились, что останешься. Страшно ведь.

– Шла одна – да, вместе нет. Я могла не пойти? Такие окна, начнёшь высовываться.

Прижимаю к себе. Колотится сердце. От страха, от подъёма, или от того, что мы вместе? Две стаи голубей, похоже, ждали, чтобы закружить под нами навстречу друг другу. Море заблестело близко-близко, синее-синее, яхты, словно чайки крыльями, замахали белыми парусами. Склад сразу оказался аккуратно собранным музеем, не беспорядок – гармония. Улочки и проулки ожили – превратились в доброго осьминога, он щупальцами обнял город и удерживает его во времени. Разноцветная толпа движется, щупальца шевелятся. Люди идут по своим делам, не многим довелось жить внутри музея. Мне они стали роднее. Чем больше наслаждаемся – прекрасным видом или нашей близостью? Вокруг открылась… понимаешь, что сама по себе красота без главного – бездушная картинка, какой только что была, такой бы и осталась. А главное – вот оно, рядом, и сейчас всё поёт. Слышим музыку, хочется смотреть и смотреть, слушать и слушать. Когда любишь, красоту чувствуешь.

Это – Сплит времен Диоклетиана. Утверждают, что он единственный в мире владыка, который в расцвете сил оставил императорский трон и удалился сюда. Пытались уговорить его вернуться к власти, но Диоклетиан отделался знаменитой фразой: «Видели бы вы, какую я вырастил капусту, вы бы меня не упрашивали» … Что он сказал бы о «капусте», которую выращивают у нас приближенные к власти?

Пустяк, а приятно, когда один подарок можно сделать обоим. Правда? Ира хотела в Барселону, причём обязательно на праздник в честь покровительницы, святой Мерсе, по-нашему – День города. Сколько на самом деле было этих дней, мы так и не сосчитали. Время – удобная штука, оно напоминает о себе, когда ничем не занят и может исчезать, причём целыми днями. Здесь они стираются парадами пешими и конными, концертами, шествиями гигантских кукол, представлениями многоярусных пирамид из людей…

Куда пойти? Любой выбор сочетает в себе удовольствие и огорчение. Торопимся мимо залива, а тут соревнования пловцов. «Не похвастаться ли мне?» – спрашиваю больше в шутку, по виду участники – профессионалы, первое место не светит. «Отлично, – поддерживает Ира, – победишь, буду хлопать … на парад сходим завтра». Для моего развлечения она отказывается от того, из-за чего, собственно, приехала. Исправляюсь: «Успеем хлебнуть оба, и покруче солёной воды, – рядом квартал дегустации вин». Тащу мимо – упирается. Испанцы что-то покричали, мне показалось, что от зависти, не знаю, как испанки, – с утра русский куда-то тянет красивую девушку. Но тут появился полицейский, спортивный такой, один вид говорит о решительности действий: «Что случилось?»

– Хотел участвовать в соревнованиях, а жена не даёт, норовит увести в винный павильон, там, говорит, тоже рекорды устанавливаются.

– У меня дома наоборот, завидую, – смеётся, – не советую идти на рекорд.

Народу много, царит вежливость: «Пожалуйста, проходите в Испанию, страну веселья и страсти». Ира начинает дегустацию с Дали, он местный: «Его любимая розовая Кава» – пробую и соглашаюсь. Следующего, по праву, выбрала Хэмингуэя. Смешивает ледяной брют с абсентом: «Эрнест так делал и не зря повторял, что вино помогает забыть всё плохое».

– Не поспоришь, но следовать его совету «Мужчина не существует, пока он не пьян» сейчас не буду.

Вечер утонул в музыкальных фонтанах. Его заменила сардана – танец совсем незатейливый, для того чтобы его мог исполнить каждый, и понятный, как лозунг, перекрывающий улицу, с одним словом «Да» или «Нет». Он не демонстрирует пластикой своё изящество, у него другая цель – объединить. Не зря был запрещён Франко. Встаём в круг, берёмся за руки и поднимаем их выше плеч – показываем, что мы вместе. Под музыку дружно притопываем и ощущаем себя одним целым. Объятия легко, подобно недавним бутылкам, открываются навстречу друг другу общим ликованием. Мы принимаем его и сами делимся радостью. Лучше, конечно, двигаться так, чтобы смотрели на тебя, то есть на Иру, и пытались повторять движения. Это красиво. Люди подходят, подбегают, присоединяются, круг расширяется, потому что смотреть на праздник снаружи бесполезно – пробежит мимо, как чужое счастье. Кто-то наблюдает со стороны: что будет дальше? А дальше особенного ничего не будет, всё просто, как и сам танец – теперь мы все вместе, и это – главное. Не зря Окуджава пел: «Возьмёмся за руки, друзья…».