Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

Натянув на лицо привычную маску спокойствия, Чу Ваньнин неспешно спустился по каменным ступенькам.

Мо Жань уже давно привык к подобному безразличию и просто отступил в сторону, почтительно пропуская его.

Конечно, старейшина Юйхэн как и всегда прошел мимо него.

Но потом вдруг слегка повернул лицо назад и, бросив на юношу мимолетный взгляд, голосом чистым, как горный родник, и спокойным, как озерная гладь, произнес лишь одно слово:

— Спасибо.

Мо Жань на миг даже немного обомлел, но тут же его глаза ярко вспыхнули и, небрежно отмахнувшись, он поспешил заявить:

— Не за что, это ведь обязанность каждого ученика.

Чу Ваньнин тут же охладил его радость:

— ...Я не собираюсь принимать тебя в ученики.

Однако его тон и выражение лица уже не были так тверды, как раньше.

После этого Чу Ваньнин развернулся и продолжил свой путь. Но уже через пару шагов, непонятно почему, возможно из чувства жалости, он не выдержал и снова обернулся.

И к своему удивлению обнаружил, что Мо Жаня совершенно не расстроил его отказ. Со счастливым выражением лица, буквально горя воодушевлением и неистощимой энергией, он продолжил подметать ступени.

...Неужели этот глупый мальчишка просто пропустил мимо ушей его последние слова и, запомнив только сказанное в самом начале «спасибо», теперь просто до неприличия счастлив?

Несколько дней спустя пошел дождь.

Он был не слишком сильный, а Чу Ваньнин всегда был чересчур ленив, чтобы брать с собой зонт или пользоваться барьером для защиты от непогоды. Вот и в этот раз он решил, что до Платформы Шаньэ идти не так уж и далеко, а если дождь усилится, и он все-таки вымокнет, то всегда можно высушить одежду при помощи заклинания.

Толкнув дверь, он вышел из павильона.

Мо Жань оказался на том же месте.

Но сегодня он не подметал дорожку, а, отложив метлу в сторону, сидел на корточках спиной к Чу Ваньнину, держа в руке зонтик из промасленной бумаги[181.3]. Все его внимание было сосредоточено на чем-то, лежащем на земле, спина напряжена и лишь узкие плечи иногда подрагивали. Этот юнец не отличался высоким ростом, а после того как присел, стал выглядеть совсем уж маленьким. Со стороны, с этим большим темно-коричневым зонтом он казался похожим на гриб, вылезший из-под земли после весеннего дождя.

Чу Ваньнин едва заметно улыбнулся. Подойдя к нему сзади, он слегка откашлялся и спросил:

— Что ты делаешь?

— Ой... — юноша вздрогнул от неожиданности. Повернув голову, он посмотрел на него снизу вверх и произнес свою коронную первую фразу, — старейшина Юйхэн?

Прежде, чем Чу Ваньнин смог ответить, широко открыв глаза он произнес вторую фразу:

— А почему вы не укрылись под зонтом?

Перед тем, как он успел что-то сказать, Мо Жань вскочил на ноги и, поднявшись на цыпочки, поднял зонт повыше, припечатав его третьей фразой:

— Я отдам вам свой.

Но, в конце концов, он был слишком мал ростом, да еще и стоял на ступеньку ниже, поэтому, несмотря на все старания, ему с трудом удалось прикрыть зонтом макушку Чу Ваньнина. А вот держать зонтик ровно у Мо Жаня не получилось, и при первом же сильном порыве ветра его рука дрогнула, зонт накренился и капли воды словно прозрачные бусины посыпались на шею Чу Ваньнина, холодными змейками пробравшись под его воротник.

Опять не дав Чу Ваньнину и слова сказать, Мо Жань начал извиняться:

— Я виноват! Простите!

Чу Ваньнин: — ...

Когда Мо Жань произнес первую фразу, он хотел сказать: «Да».

Когда Мо Жань произнес вторую фразу, он хотел сказать: «Без надобности».

Когда Мо Жань произнес третью фразу, он хотел сказать: «Оставь себе».

Но когда в четвертой фразе Мо Жань принялся сбивчиво извиняться, Чу Ваньнин даже дар речи потерял. Он стоял, низко опустив голову, и по его лицу было не понять, раздражен он или ему просто все равно. В конце концов Чу Ваньнин со вздохом забрал у Мо Жаня доставлявший им обоим столько хлопот зонт.

Взглянув на юношу из-под полуопущенных век, он задумался на мгновение, а затем вернулся к исходному вопросу:

— Что ты делаешь?

— Спасаю дождевых червей.

Чу Ваньнин подумал, что неправильно расслышал, и, нахмурившись, переспросил:

— Что?

Мо Жань широко улыбнулся, отчего милые ямочки на щеках стали еще глубже, смущенно почесал затылок и снова присел на корточки:

— Спасаю… спасаю этого дождевого червя.

Чу Ваньнин опустил глаза, и его взгляд тут же упал на руку Мо Жаня, сжимающую мокрую ветку, которую тот, должно быть, только что поднял с земли. Присмотревшись внимательнее, он и правда заметил на каменных ступенях неуклюже пытающегося уползти полуживого дождевого червя.

— Когда дождь закончится, выбравшиеся на каменную дорожку черви высохнут и погибнут, — немного смущенно пояснил Мо Жань, — поэтому я хочу вернуть их всех на траву.

Все так же сухо Чу Ваньнин спросил:

— При помощи ветки?

— ...Ну да.

Заметив его холодность, Мо Жань испугался, что старейшина Юйхэн, сделав неверные выводы, начнет презирать его и поспешил пояснить:

— На самом деле я не боюсь брать их руками, но в детстве мама сказала мне, что дождевых червей нельзя трогать, иначе их кожа начнет гнить...

Чу Ваньнин покачал головой:

— Я говорю не об этом.

Сказав это, он немного поднял руку, слегка пошевелил пальцами, и из щели между длинными каменными ступенями показалась тоненькая золотая ивовая ветвь, которая аккуратно обвилась вокруг лежащего в луже дождевого червя и перенесла его в траву поблизости. Широко открыв глаза, Мо Жань искренне изумился:

— Что это?

— Тяньвэнь.

— Что такое Тяньвэнь?

Бросив на него один короткий взгляд, Чу Ваньнин пояснил:

— Это мое оружие.

Мо Жань удивился еще больше:

— Оружие старейшины... такое... такое...

— Такое маленькое? — договорил за него Чу Ваньнин.

Мо Жань смущенно хихикнул.

Холодно взглянув на него, Чу Ваньнин отряхнул рукав и холодно сказал:

— Естественно, у него есть и более свирепая форма.

— Тогда можно мне на нее посмотреть?

— Для тебя же будет лучше никогда ее не видеть.

В то время Мо Жань не понимал, что стоит за этими словами Чу Ваньнина. Повернув голову, он следил, как золотая лоза обыскивает трещины в камнях и переносит на траву всех обнаруженных дождевых червей. Постепенно в его восхищенном взгляде проявилась изрядная доля страстной жажды на грани белой зависти.

И тут Чу Ваньнин вдруг спросил его: