Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы

– Нет, никогда. А почему ты у музыкантов интервью берёшь? Ты ведь вроде в отделе соцсоревнования служила.

– А ты откуда знаешь, где я служила?

Он понимает, что выдал себя, и буркает:

– Разведка донесла. – И круто меняет разговор, берёт быка за рога: – Сто лет мы с тобой не виделись. Давай посидим где-нибудь вместе?

И она неожиданно легко – особенно если вспомнить отповедь, что дала ему два года назад, соглашается: «Давай». Не теряя времени даром – не дай бог, передумает, – Юра выскакивает на проезжую часть и машет, подзывая такси. Довольно быстро тачка останавливается, и Иноземцев распахивает перед Валей заднюю дверцу. Куда ехать, выбор небольшой. Ресторан в Доме журналистов до сих пор на ремонте, в Дом литераторов и Дом кино у него пока свободного прохода нет. Остальные приличные заведения в столице наперечёт. Действуют «Узбекистан», «Центральный» (на улице Горького), «София» (на площади Маяковского). Имеются самые мажористые «Метрополь» и «Националь», а также довольно провинциальный «Лабиринт» на проспекте Калинина. Но ни в одно заведение просто так, с ходу, не попадёшь, если у тебя там нет знакомства, или, как говорят тогда, блата. Если пришёл с улицы, промаешься в очереди, пока не догадаешься, конечно, дать швейцару на лапу. У Юры знакомства имеются только в недавно открытом после реконструкции «Славянском базаре».

– На улицу Двадцать Пятого Октября, пожалуйста, – бросил он шоферу.

Валя хихикнула: «Ты меня на работу везёшь?»

– А ты по-прежнему в «Советской промышленности»?

– Ну да, декрет отгуляла и вернулась.

Тут Юра почувствовал, что от неё слегка попахивает винцом – видимо, в отличие от него, ей во время интервью наливали. Что ж, ему это только на руку.

– Тебя можно поздравить? – спросил он.

– Да, у меня теперь доченька. Зовут Викой.

– Поздравляю. А где она сейчас?

– С моей бабушкой, у меня на родине, в городе М. А я для них деньги зарабатываю. Решила продолжить карьеру в столице нашей Родины, городе-герое Москве.

– Замуж не вышла?

– Нет, замуж не вышла, – отрезала Валентина с таким видом, что стало ясно: продолжать разговор в этом направлении она не желает.

Автомобильное движение в ту пору ещё было организовано в обе стороны Манежной площади (или, по-тогдашнему, проспекта Маркса), поэтому такси быстро съехало с Большого каменного моста, пронеслось вдоль Александровского сада, гостиницы «Метрополь» и свернуло в Третьяковский проезд, а затем вырулило на Двадцать Пятого Октября. Оставив водителю царские чаевые, Иноземцев помог своей спутнице выбраться.

В «Славянском базаре» благодаря Юриному блату их поместили в отдельный кабинет, с поклонами принесли икру, белорыбицу и коньячок. Поистине всё сегодня шло для Иноземцева-младшего, как по маслу: и то, что он встретил Валю, и то, что дочка её оказалась далеко, а она сама в Москве и при этом не замужем. Поэтому он воспринял как должное, что после выпитой бутылки они вдвоём побрели по полутёмной улице Двадцать Пятого Октября в сторону площади Дзержинского, то есть Лубянки, и он поддерживал Валю за талию, которая, хоть и увеличилась в диаметре, но по-прежнему оставалась для него сладостной. А когда они вместе пришли во двор-колодец где-то на улице Кирова, он услышал столь ласкающее ухо: «Зайдёшь?»

Слава богу, Маша вместе с Сенечкой была у тёщи с тестем в Краснознаменске, дома в тот вечер Юру никто не ждал, и по истёртой высокой лестнице они поднялись на четвёртый этаж. «Я в коммуналке живу, поэтому тихо», – предостерегла Валентина.

Высоченные потолки коммунальной квартиры, длинные коридоры с тусклой голой лампочкой и дверями с замками. Её комната не лишена уюта: югославская тахта, сколоченные из досок книжные стеллажи, на стенах в рамочках – пара профессиональных фотографий самой хозяйки и девочки, ровно того же возраста, как Юрин Сенька.

Потом, под утро, в постели, Иноземцев подбил-таки хозяйку на рассказ о дочке и её собственном матримониальном статусе: «Викуша моя в феврале прошлого, восемьдесят шестого, родилась. Но ты лоб не морщи, месяцы не считай, ты тут совершенно ни при чём».

– А кто при чём? Твой женатый старикан?

– О, ты и про это знаешь. Откуда?

– Я следствие проводил.

– Следствие ведут колобки, – хихикнула она. – Ну, да, отец Вики, товарищ Шербинский, женат на другой, но он от нашей с ним дочери не отказывается, записал на себя и обеспечивает, помогает так, что дай бог каждой. А ты ведь тоже, как я знаю, женат?

– Да. Но ради тебя и ради дочери развёлся бы.

– Ещё раз повторяю: не твоя это дочь. И не мечтай.

– А где сейчас её папаша? Что-то рядом с тобой его не видно.

– Он в городе Париже. Собкором служит.

– О, тогда всё понятно.

– Что тебе понятно?

– Почему именно его выгодно в роли папаши держать.

– Ещё одно слово, мой юный друг, и ты у меня с четвёртого этажа в голом виде во двор улетишь.

– А ну, попробуй.

– И попробую!

Она набросилась на него, но хорошо известно, чем заканчиваются потасовки двух молодых голых людей в постели.

А когда они оба откинулись на подушки и дыхание их восстановилось, она, продолжая разговор, заявила убеждённо: «И всё равно Шербинский на мне женится! Вот вернётся из Парижа, со своей клушей разведётся и на мне женится».

На следующий день была суббота, Юре следовало ехать к жене с сыном в Голицыно-второе, но он долго тянул, пока сама Валя не выгнала его от себя. Потом, в своей съёмной квартире в Свиблове, он намывался и приходил в себя. В итоге явился в Подмосковье, перед ясные взоры жены, лишь под вечер.

Тёща работала вольнонаёмной, сутки через трое, и как раз ушла на дежурство. Маша отправилась укладывать Сенечку, да и сама уснула. Тесть Радий в тот день был выходной и, по причине отсутствия домашней полиции (как он говорил, имея в виду жену и дочь), достал из заначки бутылку водки. Юра любил с ним выпивать: лишившись надзора в лице супруги и дочери, тот был ярок, остроумен, много рассказывал, пел под гитару. А тут Юре как раз и хотелось кое-что у дяди Радия (как он продолжал его называть) выяснить.

После четвёртой-пятой рюмки Иноземцев-младший рассказал ему про свой безуспешный визит в Дом на набережной к Провотворову и в конце спросил: «Мне показалось, что его с моей мамой в былые времена какие-то отношения связывали – это что у них было?»

– Отношения, говоришь? – усмехнулся Рыжов. Он к тому моменту, как и Юра, изрядно нагрузился. – Да они ведь жили вместе.

Иноземцев был ошеломлён.

– А ты не знал?! О, прости, тогда напрасно я сказал. Впрочем, в этой истории тайны особой нет, и отец твой знает. Галина потому с Владиком и развелась.

– И долго это продолжалось? – пересохшими губами проговорил Иноземцев.