Клуб - Такис Вюргер

Это как безалкогольное пиво или кофе без кофеина. Я очень долго не знал, кем бы я не хотел быть, но в этот вечер я понял, кем хочу стать.

Мой противник был опытным боксером, он определенно весил 120 килограммов. Его звали Пекарь. Это звучало по-дурацки, но тем, кто его видел, было совсем не смешно.

Бой длился больше шести раундов. Я знал, что проиграю, но до этого я тренировался целый год и очень хотел боксировать. Когда выходишь на ринг, то видишь вокруг себя одни силуэты, но не лица. Главное – продержаться все раунды, и это единственная мысль, которая была у меня. В первом ряду я увидел девушку в бикини. Она уставилась на меня, поглаживая мопса, сидящего у нее на коленях. Почему она была в бикини? Гонг был сделан из латуни, звучал глухо, и мне нравился его звук. Я выдержал уже много ударов, рефери должен был бы остановить бой. Во время каждого перерыва между раундами я рассматривал мопса.

В помещении кухни разогревались еще пара боксеров, каждый был погружен в свои мысли.

Я хотел взять с собой Ханса, но не рискнул, потому что не хотел проигрывать у него на глазах, ведь он был очень хорош.

В последние дни я много раз спрашивал себя, изменился ли Ханс. Он часто ходил в клуб Питта, готовил ужины с Джошем и начал каждый день носить рубашки и кожаные ботинки. Он стал выглядеть как идиот. У меня было такое чувство, что он стесняется меня, когда мы встречались. Наверное, я ошибался на его счет.

В комнате рядом с кухней я принял душ. Какой-то мужчина дал мне за бой 100 фунтов, и я намеревался провести остаток вечера в сопровождении разных алкогольных напитков. Когда мне на голову полилась вода и смыла вазелин с бровей, мое состояние улучшилось.

В голове у меня все еще немного гудело, но я выдержал. Пару раз я все-таки достал Пекаря. Мои чувства на ринге обострялись, я даже различал то, как пахли мопс, дым сигарет, пары алкоголя – это было какое-то сумасшествие. Я знал, что никто из зрителей не думал о том, любит ли кто-то из нас мужчин или нет. Бедный, богатый – им все равно. Сегодня ночью я был боксером. Пекарь еще на ринге сказал, что я чертовски крепкий сукин сын. Не знаю, что он имел в виду, говоря про сукиного сына, но это прозвучало как комплимент.

В джинсах и фланелевой рубашке я снова пошел в ресторан. Смотреть остальные бои не хотелось, потому что я слишком устал и люди здесь раздражали меня. Они курили и орали на боксеров.

– Эй, Билли, это был чертовски хороший бой, сынок.

Это был Жрец, мой тренер. Он стоял, прислонившись к стене возле выхода. От него пахло пивом и фиш-энд-чипс.

– Ты что здесь делаешь?

– Я тренер по боксу. А тренеры по боксу смотрят боксерские бои. Хочешь пива?

Он потрепал меня по щекам, и мы вышли из ресторана. Освещение было выключено, шторы задернуты, с улицы ресторан выглядел уже закрытым.

– У того парня определенно было боев десять, – сказал Жрец.

Я посмотрел на него: кожаная куртка, слегка подвыпивший, округлые плечи, подбородок всегда низко опущен. От одного из бывших боксеров я слышал, что Жрец когда-то выиграл «Большую белую надежду» в легком весе. Белая надежда. Но в 25 лет с ним случился несчастный случай. Он хотел пойти на дискотеку, но охранники не впустили его, потому что у него на ногах были ботинки кремового цвета. Тогда он решил проникнуть в клуб через крышу. В то время он иногда подрабатывал кровельщиком и не боялся высоты. Он взобрался по пожарной лестнице на крышу, снял пару кровельных плиток и попал в дом сверху. Но поскользнулся, пролетел три метра вниз, приземлился на спину, разбил шейный позвонок и сломал бедро. По крайней мере, так рассказывали люди. Его друзья были уверены, что он ушел домой. Никто не слышал его криков. Через два дня его нашла уборщица, которая хотела взять с чердака чистящее средство. Жрец оторвал от стены изоляционный материал и укутался им, чтобы не замерзнуть. На улице был январь. Он уже бредил, когда его привезли в реанимационное отделение, температура тела была тридцать один градус. Все поняли, что, вероятно, у него сильное переохлаждение. Его врач сказал, что ему не следует больше заниматься боксом, потому что он рисковал снова повредить шейный позвонок и оказаться в инвалидном кресле. Год спустя Жрец взломал свой первый киоск. В качестве орудия он использовал глушилку для рыбы.

Я бы с огромным удовольствием пошел на бой против Оксфорда при поддержке этого мужчины.

Мы отправились в паб, находившийся на железнодорожных путях. Жрец сказал, что хорошо знает этот уголок, потому что он раньше проворачивал здесь свои делишки. Он поцеловал в щеку женщину за стойкой, назвал ее Мими. Она была уже в годах, с волосами, обесцвеченными перекисью водорода, и выглядела как проститутка. Он заказал пиво и джин на троих и сказал Мими, что у меня сегодня был первый бой.

– Победа? – спросила она.

Мне кажется, что Ницше однажды сказал, что лучшее в большой победе то, что она отнимает у победителя страх. Я думаю, что то же самое подходит и для проигравших.

Я посмотрел в свою кружку с пивом.

– Да, – сказал Жрец, – но не по очкам.

Мы сидели перед нашими бокалами. Я думал о бое и пытался упорядочить в голове отдельные раунды. В моей памяти смешались пот, гнев и страх. Я пил и смотрел сквозь стекло бокала. Жрец выглядел так, как будто он ни о чем не думал, и я завидовал этому его состоянию.

– А ты знаешь, почему так тяжело сделать из вас боксеров? – спросил он, когда стало поздно.

Я еще никогда об этом не думал.

Жрец сделал большой глоток:

– У вас есть все. Деньги, дом, красивые подруги, здоровые тела, вы учитесь в этом гребаном университете, через два года вы все будете ездить на Bentley. – Я хотел что-то сказать, но Жрец продолжил говорить: – Но у вас нет гнева. Этому невозможно научить. У меня был этот гнев, да он и сейчас еще есть. У Немца тоже есть гнев, но у него тоже не все в порядке с головой. У тебя тоже есть гнев, сынок, ты не похож на этих избалованных сынков, я увидел это сегодня. Им все равно, выиграли они или проиграли. А у тебя есть огонь. Я хотел, чтобы ты попал в команду, чуть не подрался из-за тебя с шефом. Мне очень жаль, парень.

Я отклонился назад, покачиваясь на барном стуле. Жрец продолжал смотреть перед собой.

– Мне наплевать, что тебе нравятся мужчины, Билли.

Я вдохнул воздух носом и выдохнул через рот, пытаясь не зареветь, но мои глаза заблестели.

– Причина в этом?

Жрец стукнул своим бокалом по столу:

– Черт, да, в этом причина. Ты никогда не нравился шефу, а сейчас ты дал ему повод. Ты бы уничтожил этого пса из Оксфорда. Шеф – это говнюк. Манжа до мозга костей.

– Ханжа, – поправил его я и тут же устыдился, что сказал это.

– Да, черт тебя подери, пусть будет ханжа, неважно. Не нужно здесь строить из себя студента.

Я постучал по его кепке: