Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова

Сильно болела голова. Казалось, там, в самой её серединке, плохо сыгранный оркестр исполняет хаотичное и бессмысленное нагромождение звуков. За окном зима. Холодно. Во дворе соседнего дома поскуливала собака. Замёрзла, вероятно.

«Хозяева паршивые, — зло подумала Ольга, — вас бы ночью на холодрыгу выгнать задницы морозить. Надо утром позвонить им, огладить ласковым словом».

Она настежь открыла окно и сразу обожглась ледяным воздухом. Нагое тело защипало, будто сто тысяч маленьких иголок выполнили единую команду и воткнулись в кожу. В голове потихоньку засыпали барабанные палочки, тромбон тоже перешёл на более тихий лад, только в районе виска скрипка настойчиво исполняла мелодию «Полёта шмеля», и всё же боль утихала, становилось легче.

«Что за бурые пятна на платке? — вопрос пропел в голове Ольги голосом валторны. — Думаю, кровь. Даже можно предположить, что кровь Светланы. Ну и что это даёт? Если не её, то чья? С чем сравнить? Объекта для сравнения нет».

Боковым зрением Ольга увидела на горизонте зажигающуюся полоску алого цвета. Рассвет.

Сгусток тяжёлых, тёмных мыслей начал медленно растворяться или прятаться в уголках сознания в ожидании следующей бессонной ночи.

— Зря я тебя туда отправил. — (Ольга вздрогнула, услышав голос мужа. Слова прозвучали резко и неожиданно.) — Стареешь, Копилка. Раньше ты никогда не пыталась примерить чужую жизнь. Работу нужно оставлять на работе. Кажется, года три назад именно эту мысль ты пыталась мне вдолбить. И что?

Ольга резко развернулась и в два прыжка оказалась в постели, уселась рядом с мужем в позе лотоса.

— Ты понимаешь, как она жила все эти годы?

Михаил усмехнулся:

— Копилка, определяющее в твоей фразе слово «она». Она! Понимаешь? Она! Никогда не пытайся влезть в мысли и душу самоубийцы. Там всегда мрак и чудища.

Ольга закусила губу:

— Не с чем сравнивать, Мцыри, кровь на платке… Человек послал весточку, а прочитать её мы не можем.

Михаил привстал и, ухватив жену за плечи, потянул к себе. Прошептал в ухо:

— Один вариант есть…

Ольга по-змеиному вывернулась и, оттолкнувшись, приняла прежнюю позу, зарычала:

— Говори… ну…

Михаил улёгся поудобнее, подложив ладони под голову:

— Это кровь её и Косты. Светлана дала нам понять, что всё, что происходило в их доме, дело рук Константина Тодуа. Я думаю, было так: он вошёл в раж и разбил ей нос. Удар был настолько силён, что у Косты треснула кожа на пястно-фланговом суставе[20] кулака и пошла кровь. Он вытер её своим носовым платком. Платок мужской?

— Да, — подтвердила Ольга.

— Потом, вероятно, от омерзения, вида крови и соплей на лице жены кинул ей платок, чтобы она утёрлась. Когда муженёк ушёл, Света заховала его на всякий случай или уже тогда решила, что с этим делать дальше.

Исайчев рывком поднял тело с постели и прыжками кинулся к ещё не закрытому окну. По дороге вынул из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, пачку сигарет и зажигалку. Закурил:

— Я этой сволочи обещал доказать его причастность? Обещал! Обещал закрыть надолго? Обещал! Кажется, получается! Осталось добыть образцы его крови и ДНК. Ты говорила, будто Вероника рассказывала, что нотариусу делали операцию?

Ольга кивнула, соглашаясь.

— Завтра, нет, уже сегодня озадачу оперов: пусть поищут больницу, где лежал Тодуа. Знаешь, даже имя его произносить противно…

Ольга удивлённо взглянула на мужа:

— Что с тобой, Мцыри? Впервые наблюдаю такую ненависть к…

— Да! — оборвал жену Исайчев. — Когда увидел, что он с ней сделал, ненавижу…

— Ты ещё не доказал его вину! — Ольга резко поднялась, надела халат и, не обернувшись, вышла из спальни, на ходу бросив: — Это непрофессионально!

Михаил выкинул недокуренную сигарету и, грохнув рамой, закрыл окно. Стекло обиженно заскулило.

— Непрофессионально? Смотрите! Ей тоже жаль красавца…

27

Майор Васенко сидел напротив открытого дисплея ноутбука, он ждал соединения. Гудки посылки вызова прошли, соединение состоялось, и на экране появилась рыжеволосая женщина с резкими чертами лица. В глаза сразу бросились угловатые геометрические фигуры. Рот напоминал параллельные тонкие линии. Крупноватый треугольник носа придавал лицу мужественности, высокий прямоугольный лоб — решимости, глаза с зелёным отблеском линз — суровости:

— Вы кто? Откуда?

— Регина, — Роман с явным усердием старался говорить ровным голосом. — Я принёс вам дурную весть. Умер Леонид Лазаревич…

Регина резко подалась вперёд. В её глазах смешались день и ночь, удивление и отчаяние. С каждой секундой отчаяния становилось больше и оно вытесняло остальные чувства. Лицо белело:

— Па-а-па?! Умер? Почему?

Роман впервые видел женщину на экране, но её боль была так велика, а лицо так близко, что Роман растерялся, не решаясь продолжать.

— Ну-у-у! — закричала Регина. — Что вы молчите? Отчего он умер?!

— Его убили. Убил гость, который должен был принести весточку от вас.

— От меня?! — Отчаяние в зрачках смешалось с удивлением. — Я не посылала ему весточек. Мы разговаривали две недели назад. Я готовилась приехать, но весточек не посылала… — Регина откинулась на спинку стула. — Простите, не могу-у-у… — Она протянула руку к клавиатуре, и экран ноутбука погас.

Исайчев, во время разговора стоявший позади дисплея, кивнул, соглашаясь с решением Регины:

— Всё правильно… дочь нужно понять. Ей надо осознать и подумать. Жди, она сама перезвонит, не торопи.

— В смысле — «жди»? Может, она завтра позвонит? Я что, у компьютера жить должен?

Исайчев укоризненно посмотрел на сослуживца:

— Она скоро позвонит.

— Да! — взъерошился Васенко. — Забыл сказать. Когда ты у деда в доме на Набережной был, проявился нотариус, возмущался.

— Чем или кем? — спросил Михаил.

— Тем, что мы по делу о самоубийстве его жены никаких следственных действий не проводим, но почему-то держим его на привязи. Требует обнулить подписку о невыезде. Ему куда-то срочно нужно…

На лице Исайчева появилась и исчезла злорадная усмешка:

— Я надеюсь, ты, друг мой, напомнил этому нотариусу — горе-юристу статью 97 УПК РФ «Основания для избрания меры пресечения»?

Роман внимательно посмотрел на сослуживца, и на его лице промелькнуло удивление:

— А как же! Напомнил. И приблизительно с тем же выражением лица, что и у вас, друг мой. Тебе не кажется, что у нас началась профессиональная деформация? Мы становимся пристрастны, а следовательно, необъективны. Ты всегда был непредвзят… Куда делась…

— Извини, — Михаил остановил Васенко, подошёл к двери и, уже открыв её, добавил: — Ты с моей женой давно общался?

— А что?

— Песни одинаковые поёте… Я выдвигаюсь к Долженко за результатами экспертизы по платку.

Шагая по коридору комитета, Михаил мысленно отвечал себе на вопрос, поставленный Романом и Ольгой: «Да, я пристрастен! Ненавижу Косту! Ненавижу почему? Что он сделал мне дурного? Может показаться, что я ему завидую. А завидую? Чему? Что у него есть, чего нет у меня? У меня есть взаимная любовь, тёплый дом и любимая работа. Пусть он мне