Икона и человек - Евгений Ройзман

И вот этот начальник, видя, что вышла досадная задержка на пути строительства светлого будущего в виде трехэтажного коттеджа, вышел из машины, темноволосый, одет прилично, усики у него такие аккуратненькие, улыбается ядовито и фиксой зайчики пускает. Уверенно так: «В чем дело, сержант?» А ему в ответ: «Ты, что ли, над узкоглазыми начальник?» Тот аж взревел: «Я сейчас покажу тебе, у кого я начальник!» Но гаишник тоже не промах, он на посту, при исполнении, а тут какой-то зверек усатый разорался! И парень спокойно, с достоинством ему ответил: «В таборе цыганском у себя показывать будешь, ишь тут, зубами рассверкался! Дали вам волю!»

Вы спросите, что в ответ сказал начальник? Да то же самое, что сказал тот дедушка, у которого отняли кислородную подушку. Он сказал: «Ап!.. Ап!.. Ап!..»

Мораль? Да какая уж тут мораль… Так, суровая правда жизни. Можно, конечно, некоторые выводы сделать. Гаишник тот наверняка сделал. А про начальника не знаю. Усы во всяком случае не сбрил.

В страшном Каунасском гетто уничтожили много евреев. Убивали всех. В один день, 28 октября 41-го года, расстреляли порядка десяти тысяч человек. А однажды, за один день, фашисты с полицаями убили всех детей. Их выманивали из домов музыкой. Тех, которых матери не отпускали, убивали на месте, прямо на глазах у матерей.

Потом наступило затишье.

А в 43-м году все гетто перешли в ведение СС. И снова начались казни.

И один молодой 30-летний еврей, голый, стоя на краю рва, упал вниз с первыми звуками очереди. Его завалило телами. Он в ужасе стал выбираться. Пытаясь вылезти, зацепился руками за бруствер. Полицай, засмеявшись, проткнул ему руки штыком. И он свалился обратно.

До ночи он лежал во рву.

И ров под ним дышал, стонал и шевелился. Ночью он выполз, встал на ноги и побрел в сторону далеких огней. Набрел на хутор. Как-то перелез через забор и увидел у крыльца на веревке какую-то простыню. Он накинул ее на себя, поднялся и осторожно, пробитыми руками, стал скрестись в дверь. Дверь отворила молодая женщина. Он перешагнул через порог, навалился спиной на косяк и прошептал: «Спасите меня…» Она поджала губы и говорит: «Уходи отсюда! Если тебя здесь найдут — убьют и меня, и моих детей! Уходи туда, откуда пришел!» Он посмотрел на нее и говорит: «Не прогоняй меня!» И вот он стоит перед ней, изможденный, с пробитыми руками, в белом, и спутанные волосы все в крови прилипли ко лбу.

Он молчит.

И она молчит.

И она покачала головой: «Уходи!»

И вдруг из-за занавески выбежала маленькая светлая девочка, подбежала к ней, обняла ее за ногу, подняла голову и сказала: «Мама, не прогоняй его! Это же наш Бог Иисус Христос!»…

Они прятали его и ухаживали за ним.

Потом он ушел к партизанам. Воевал. Участвовал в самых дерзких операциях. Всех удивляло, что у него напрочь отсутствовало чувство страха. Погиб он уже в самом конце войны.

Я разговаривал с этой девочкой в 1988 году, в Каунасе. Ей было пятьдесят. Она была моложе, чем я сейчас. И я слушал ее, и меня знобило. И я ей говорю: «Ну да, конечно, изможденный человек, лоб в крови, руки пробиты, запахнутый в белое… Вы же тогда маленькая были, просто такое впечатление…» А она подняла на меня глаза, посмотрела спокойно и внимательно, покачала головой и говорит: «Вы не поняли. Это действительно был Иисус Христос».

У художника Калашникова в Волынах жила черепаха по имени Герцогиня. Хорошая была черепаха. Породистая. Но уж больно ветреная и непостоянная. Чисто герцогиня. А уж такая резвая, что только зазеваются хозяева, она сразу бежать. Однажды приезжий мальчик Максим поймал ее в реке. Он схватил ее, побежал в деревню и кричал: «Смотрите, смотрите, в Волынах черепахи водятся!» Так перевозбудился, что у него ее еле отняли.

И тогда художник Калашников стал к панцирю на изоленту приматывать веревочку. А веревочку привязывал к колышку, а колышек вбивал в землю. Герцогиня стремглав бросалась в траву, но веревочка ее удерживала. И потом по веревочке ее всегда притаскивали обратно. Черепаха огорчалась, и художнику Калашникову, человеку доброму и честному, становилось неловко. Потому что нехорошо, когда один человек лишает другого свободы.

Он долго думал и придумал. Он надул чудесный голубой шарик, привязал к нему длинную ниточку и лейкопластырем прикрепил к панцирю. И Герцогиня стала гулять где ей вздумается. А когда приходило время ложиться спать, художник шел по деревне, смотрел, где шарик, брал Герцогиню на руки и нес домой. Потом художник умер. Герцогиня до сих пор еще жива.

Сижу на совещании. Несколько человек, все серьезные. А я у телефона звук отключаю всегда, но из поля зрения не выпускаю, мало ли чего. И вдруг вижу, экран замигал.

Я сразу понял, кто звонит, страшным шепотом закричал: «Тихо!» — приложил палец к губам, вскочил и, пытаясь справиться с волнением: «Да, Владимир Владимирович! Я вас слушаю, Владимир Владимирович» — и краем глаза вижу, как все поднимаются и застегивают пиджаки! Слушал очень внимательно, а потом сказал с чувством: «Владимир Владимирович, я очень рад вашему звонку и, конечно же, я обязательно приду!»

Хотел поцеловать трубку, но не стал и со счастливым лицом, прижав трубку к груди, рухнул в кресло.

А они все смотрят на меня, как на космонавта, только что вернувшегося из космоса: «Ну, что, что Он сказал?!»

А я только мотаю головой и повторяю: «Охренеть…» А они все смотрят на меня и ждут.

Я отдышался и гордо говорю: «На концерт пригласил!» — «И что, прямо так и пригласил? И прямо рядом с ним будешь сидеть?» Тут я уже из последних сил посмотрел на них спокойно, и говорю: «Как рядом с ним, он же на сцене будет, он же выступает». — ″???!!!″. И я уже из последних сил, чтобы не засмеяться: «Это, — говорю, — Володя Шахрин звонил, на концерт пригласил: в „Космосе“ играют „Зимнюю акустику“…» И не выдержал, расхохотался. И они на меня так косо взглянули, разве что пальцами у виска не покрутили. И расселись по своим местам. И мы продолжили, но мне все равно было смешно.

Я рассказал эту историю одному пожилому интеллигентному человеку. Он искренне пожал плечами и произнес: «Понимаете ли, Женя, я, когда слышу словосочетание „Владимир Владимирович“, точно знаю, что речь идет именно о Маяковском».

У нас в деревне председателю сельсовета сделали предписание: в качестве противопожарной меры вырубить 30-метровую полосу леса. Он вздохнул и вырубил. Тогда ему пришло следующее предписание: засадить вырубленную полосу лиственным лесом, дескать, лиственный лес мешает распространению огня. Председатель схватился за голову и говорит: «Дак тот, что мы вырубили, и был лиственным!» — «Да? — сказали на том конце. — Ну, ладно тогда».

А потом велели ему в деревне Липино сделать спуски к воде и поставить указатели: «Река — там». А еще велели купить помпу. А помпа — 57 тысяч рублей!!! Денег таких в сельсовете и не видали. Он решил тянуть время. Пока тянул, его через суд оштрафовали на 6 тысяч (!). А денег у него ни сколь много: зарплата — десять! Однако заплатил он эти шесть тысяч из своего кармана. Но просрочил трое суток. И мировой судья подболтал ему еще двенадцать.