Икона и человек - Евгений Ройзман

Бедный председатель приехал в пятницу в Артемовский мировой суд, пал в ноги: «Нету у меня таких денег!» А судья добрый попался: «Раз денег нет, могу на трое суток определить». Председатель обрадовался. Поклонился судье: «Благодетель! Век за тебя буду Бога молить, только никак не получается у меня трое суток — в понедельник на работу надо!» А судья говорит: «Я ж не изверг какой — отсиди двое, и хватит с тебя». И вот председатель послушно пошел на кичу, завалился на нары, оттарабанил двушку, откинулся и в понедельник с чистой совестью явился на работу. А там его ждет телефонограмма из района: «Бла-бла-бла, концепция поменялась — покупку помпы для деревни Липино считаем нецелесообразной».

И вот на следующий год ему выделили на дороги 250 000 рублей. А у него пять деревень, и на эти деньги в течение года надо ремонтировать дороги, отсыпать, грейдерить, поддерживать, окашивать обочины, убирать мусор, а зимой еще и разгребать. Короче, на солярку не хватит. И все начальство смотрит, как выживет. А он, как любой русский человек, не унывает. Почесал репу, прикинул к носу, понял, что не пролазит и помощи ждать не от кого, пошел по мужикам: у кого трактор попросил, у кого — машину с прицепом, к дорожникам сгонял, кроликов отвез, у матери несколько куриц взял, яичек, туда-сюда… Ну и выпивать, конечно, пришлось со всеми — не без этого. В общем, год простоял. И ремонтировал, и разгребался, и мусор убирал. Мало того, умудрился как-то еще расчистить дорогу до Мантурова камня.

В прокуратуру дернули. Прокурор только очками сверкнул: «Где денег взял дорогу чистить? У тебя не должно быть денег! Продал, наверное, что-нибудь государственное! Будем, — говорит, — проверять тебя нещадно!» Он говорит: «Ага, — говорит, — продал. Дырокол в конторе и огнетушитель старый и чернильницу. Проверяйте. Только в очередь запишитесь. Вас тут, проверяющих, столько, что х…м не провернешь!»

И ведь подловили они его. Он как-то конкурс провел и договор должен был заключать через неделю. А времени нет — работать надо. Ну и подписал его на три дня раньше. Вот тут его и подловили! И вкатили ему штрафу 20 000 и еще 50 000. Он взмолился: «Не губите! Зарплата никакая, ребенок только родился, нет денег заплатить». А они говорят: «Да ладно тебе, мы ж не изверги какие-то. Отдашь потихонечку, частями». — «Ох, спасибо, кормильцы!»

Иду по деревне — теток знакомых встретил: «Как председатель-то ваш?» — «Дак ниче, работат, не уныват!»

Осенью 2007 года к нам пришел совершенно подавленный парень с ЖБИ. Когда-то его мать заняла 300 тыс. руб. у одного человека, который, пользуясь случаем, попытался отжать у нее квартиру. Угрозами и шантажом он добился от женщины дарственной. Потом выкинул ее вместе с сыном из квартиры и стал там жить. Женщина пошла по всем инстанциям, и через некоторое время ее нашли убитой. Сын похоронил мать и тоже попытался вернуть квартиру. Ему разбили голову топором в подъезде, еле выжил. И он, встав на ноги, пришел к нам. А мне оставалось быть депутатом до декабря. У меня была помощница Ольга Казимировна, очень спокойная и структурированная женщина. Я посадил их с Димой, натуральным бомжом, и сказал ей: «Ольга Казимировна, для меня это дело принципиальное, давайте попытаемся восстановить справедливость». Мы все просчитали, сделали несколько серьезных депутатских запросов, подняли всех, и дело стронулось, я сделал все, что мог, но срок моих депутатских полномочий закончился, на меня навалилась другая жизнь, и я потерял этого парня из виду.

И вот две недели назад веду прием, заходит повзрослевшая Ольга Казимировна, я обрадовался и говорю: «Ольга Казимировна, привет!» Она говорит: «Я по делу. Мы же с Димой суд выиграли. Отвоевали квартиру. И сейчас у нас задача туда его вселить. Есть решение суда». Я говорю: «Ну, давайте попробуем помочь. А когда решение суда вступило в силу?» А она отвечает: «Еще в 2010-м…»

«И что, вот так четыре года судебные приставы не могут вселить человека в его квартиру?!» — «Ну, видишь, не получается». А надо сказать, что Дима этот — человек безобидный, да еще и жизнью придавленный. Таких, как он, каждый обидеть норовит. Ну, в общем, мы ввязались. Степа стал заниматься и просто звонками договорился с судебными приставами, и парня вселили в его квартиру, которую отняли двенадцать лет назад. Все получилось.

А я потом спросил: «Ольга Казимировна, как так получилось, что вы семь лет это дело вели?» — а она удивленно посмотрела на меня и говорит: «Женя, так ты же сам мне сказал, что это дело очень важное и его надо довести до конца».

И у меня аж комок к горлу подкатил, как будто только что прочитал «Честное слово» Пантелеева и понял, что это я забыл маленького мальчика на посту.

В Екатеринбурге в 30-х годах старинную улицу Мельковскую решили переименовать. А что? Все переименовывают, и мы тоже хотим. Название Секретарь придумал лично — улица Андре Марти. О, как красиво получилось! Через некоторое время жители приспособились к непривычному словосочетанию и стали называть улицу «Едреной матери». И ведь прижилось, разве что на конвертах не писали.

И вот дошла эта история до горкома. Приехал в район представитель, собрал всех партийцев и секретаря. «Вы, — говорит, — думаете, как называете!? Вы мне тут что за разврат устроили?! Первый сказал срочно переименовать! А то напридумывали, понимаешь, „Едреной матери“!!! Запомните, название должно быть звучное и красивое! Есть мнение присвоить вашей улице имя… Долорес Ибаррури!.. Кто за?» Не, ну а че, кто против-то? Проголосовали.

«Вот и молодцы! Вопросы есть?» Секретарь руку тянет, горкомовский удивленно брови вскинул: «Ну?» — «Как правильно будет — Ибаррури или Ебаррури?»…

Этот бесхитростный вопрос и спас старинную улицу Мельковскую. Неприличной улицей Долорес Ибаррури осчастливили Верх-Исетский район. А Мельковскую, чтоб не умничать, назвали улицей Жданова. Но проблемы на этом не кончились. Потому что парни со Жданова после войны ходили драться на улицу Ленина. И по всем сводкам и слухам постоянно проходило, что ждановцы навтыкали ленинцам, что само по себе ужасно и идеологически неверно. Или ленинцы вдули ждановцам, что идеологически полегче, но тоже нехорошо.

Но это уже совсем другая история.

Дедушка Зотей воевал на Японской и на Первой мировой. Воевал храбро. Он был награжден четырьмя (!) Георгиевскими крестами. В 30-х его раскулачили и сослали за Урал. Все добро отняли коммунисты. Он спрятал только кресты и сумел их сохранить. Со всеми дочерьми поселился в деревне Костоусово Курганской области.

Как-то пережили войну. Поднялись понемногу. Он завел пасеку. Медом делился с деревенскими. Изладил на дворе под навесом маленькую часовенку. Молился там. В тех краях староверов зовут двоеданами. Потому что они за право исповедовать древлеправославную веру платили двойной подушный оклад.

Умер дедушка Зотей в сто три года. До последнего был на ногах. Почуял смертный час, помылся, надел все чистое, ненадеванное, зашел в часовню, помолился, простился со всеми, прочитал отходную, лег и умер. После смерти приехали отшельники с Дубчесских скитов, помолились за него, иконы и книги забрали. А кресты поделили дочери. На зубы разобрали. Они ж серебряные.