Моя служба в старой гвардии. Война и мир офицера Семеновского полка. 1905–1917 - Юрий Владимирович Макаров

Vert – одним словом, всякую марку, которая в данное время была в моде в собрании.

Вообще под словом «вино» Литовёт понимал исключительно шампанское. Как-то раз в самый обыкновенный день, за завтраком я сказал ему:

– Литовёт, да я у вас красного просил!

– Так бы и сказали! – буркнул старик с явно недовольным видом.

Бутылку, разумеется, пришлось выпить.

Ко всем офицерам Литовёт был не ласков (ласков он быть вообще не умел), а внимателен. Но были у него и любимцы. Главным образом те, которые больше пили. Им он прислуживал особенно охотно. Но чинопочитание соблюдал строго и старшим всегда подавал раньше, чем молодежи. Ревностно блюл полковые порядки.

Большой обеденный стол в собрании стоял покоем, узкая середина и два длинных конца. В средней части центральное место, как раз под большим портретом Петра, было место командира полка, обыкновенно пустовавшее. Ближе к нему садились старшие, молодежь сидела на концах, чем моложе, тем дальше к концу.

Помню, раз как-то мой ротный командир А.А. Швецов разговаривал со мной в читальне, и мы оба, разговаривая, прошли в столовую завтракать. А.А. сел на одно из мест недалеко от Петра и любезным жестом показал мне на место рядом с собою. Хоть я и чувствовал, что сажусь не в свои сани (второй год службы), но раз капитан приглашает – сел.

Подошел Литовёт. Заказали мы по завтраку. Швецову его «сиги обернуар» были поданы моментально, а я сижу и жду. Жду, жду, наконец мне надоело.

– Литовёт, дайте же мне завтрак!

Буркнул что-то и ушел. Опять жду. В конце концов вступился за меня сам А.А.:

– Литовёт, дай же поручику завтракать, наконец.

Подошел Литовёт, наклонился к моему уху и буркнул:

– Я вам давно туда подал! – и показал головой на подпоручичий конец.

Пришлось идти на свое место.

* * *

Строго говоря, вольнонаемные лакеи были в собрании не нужны. Из двух тысяч солдат всегда можно было выбрать 5–6 расторопных молодцов, уже знакомых с этим делом. Служить в собрание шли очень охотно. Отличная офицерская еда, чистая и легкая служба и в материальном отношении не безвыгодно. За «недовольствие из котла», или, как говорили солдаты, «за неудовольствие», полагалось каждому около 3 рублей в месяц. Собрание от себя давало по 5, а кроме того, чаевые…

Но отпустить Литовёта было совершенно немыслимо. Он был «собранская» реликвия, и никакой распорядительный комитет на это бы не решился. Кроме того, он был сам семеновец, старый солдат 9-й роты.

6 декабря 9-я рота праздновала свой ротный праздник. В роте был образ Николая Чудотворца. После молебна в роте и официальной части с поздравлениями командир роты, офицеры и раньше служившие в роте, пришедшие на молебен, все в полной парадной форме, шли в собрание завтракать.

По случаю торжественного дня командир роты ставил «вино». Прислуживал всегда Литовёт, и ему неизменно подносился стакан его любимого напитка.

* * *

Великая вещь – умереть вовремя. Повезло в этом отношении и Литовёту. Говорю «повезло», потому что не представляю себе, что бы он мог делать после революции… Он был совершенно одинок, в частные дома поступить было уже невозможно, в рестораны его бы не взяли, он был слишком стар и слаб на ноги… Другой работы он не знал. Предстояло бы ему кончить свою жизнь босяком…

Но судьба над ним смилостивилась. Года за два до войны, зимой, он простудился и заболел воспалением легких. Поместили его в хорошую больницу, платную, каждый день от собрания приходили его навещать – не нужно ли ему чего-нибудь. Но и это не помогло. Болезнь бросилась на почки. А тут сказалось долголетнее пристрастие к «шипучему». Открылся нефрит, и через несколько дней Литовёт помер.

Хоронили его все офицеры. Они же и поставили ему на могиле чугунный крест с надписью: «Старому слуге офицерского собрания И.А. Литовёту, офицеры Семеновского полка».

Христофоров

Человек лет под пятьдесят, маленький, толстый, лысый, большие рыжие усы, на кончике носа очки в белой оправе.

Одет неизменно в белую тонкую солдатскую рубашку, без малейшей складочки на толстом животе. На рубашке красные погоны с золотой фельдфебельской нашивкой. Фигурой и лицом необычайно похож на белую морскую свинку.

Говорит очень быстро, охотно и с хорошо знакомыми офицерами не прочь посплетничать о полковых делах, которые знает в совершенстве. Характер веселый и смешливый. В разговоре часто хихикает, но отнюдь не подобострастно, а скорее сообщнически… Знает себе цену.

Со старшими офицерами почтительно-фамильярен, к младшим относится ласково-покровительственно. И «ваше превосходительство», и «ваше высокоблагородие», и «ваше сиятельство» выходят у него на одни манер, как-то «высс», похожее даже не на слог, а на нечленораздельный звук.

Писаря у него ходят по струнке, хотя никто никогда не видал, чтобы он накладывал на них взыскания или даже строго с ними говорил.

Сколько лет он носил полковую форму, никто, кроме него самого, кажется, не знал. Было известно, что кончил он в свое время полковую «школу солдатских детей» и поступил в канцелярию писарем, но случилось это 25 или 30 лет тому назад, никто хорошенько сказать не мог, так как самый старший полковник поступил в полк уже при нем.

Владимир Васильевич Христофоров, старший писарь строевого отделения полковой канцелярии, официально правая рука полкового адъютанта, а неофициально – его наставник и учитель. Если принять во внимание, что при необычайной памяти и добросовестности он пересидел, по крайней мере, двенадцать полковых адъютантов, шесть или восемь командиров полка и десятка полтора начальников дивизии, можно себе представить, какой склад всевозможных постановлений, приказов, приказаний и распоряжений хранился у него в голове.

Вся строевая часть полкового приказа, все, что офицера непосредственно касается, все назначения, увольнения, командировки, отпуска, болезни, дежурства, караулы – все это проходило через его руки.

Бывало, «клеят» тебя несколько раз в месяц в караул в Экспедицию заготовления государственных бумаг, караул и далекий, и скучный… Пойдешь наверх в канцелярию «выяснять». (Это уже начиная со второго года службы. В первый год вообще разговаривать не полагалось. Назначили и иди!)

– Христофоров (или Владимир Васильевич), опять меня в экспедицию закатили!

– Ей-богу, высс… это полковой адъютант распорядились!

И хоть знаешь, что все наряды ведет он, особенно когда адъютант с ленцой, ничего с ним не поделаешь…

Начальник учебной команды, штабс-капитан Алексей Матвеевич Поливанов был образцовый служака, но человек горячий. Чуть что, бывало, багровеет в лице, задыхается и придушенным, полным страдания голосом начинает вопить.

Весна. В учебной команде идут усиленные занятия перед экзаменами. Каждый час на счету. И вдруг в проекте