Король Неверленда - Никки Сент Кроу

с которыми я спала, никогда не относился ко мне как к шлюхе, хотя я вроде бы и была таковой. За свои решения мне не стыдно. Последние лет десять я ожидала, что в восемнадцатый день рождения моя жизнь закончится. Может быть, не буквально, а фигурально, но наверняка. И я впаду в безумие.

Так что я брала то, что хотела и как хотела – а какая мне была разница?

Мой восемнадцатый день рождения наступил и прошёл, я в Неверленде, сказка о Питере Пэне совершенно реальна, но меня не покидает чувство, будто осталось очень мало времени.

А раз так, я хочу брать дальше.

Делать всё, что я, чёрт возьми, пожелаю, даже если это убьёт меня.

Так что встаю с кресла, но вместо того чтобы выйти за дверь, направляюсь прямиком к Вейну и забираюсь к нему на колени.

Он рычит, но двигает бёдрами, смещаясь так, чтобы моя промежность находилась прямо напротив его члена. Не знаю, поступает он так намеренно или срабатывает основной инстинкт.

Затем, не отрывая рук от кресла, он смотрит на меня и говорит:

– Ну, раз уж ты здесь, что намереваешься делать дальше?

Он искушает меня, дразнит. Снова немного перемещается, на этот раз толкаясь бёдрами вперёд. Хотя у него всё ещё не встал, и это меня бесит.

У всех этих приставучих неопытных футболистов стояк возникал буквально по щелчку.

Но кое в чём Вейн прав.

Что я намереваюсь делать? У моего плана не было конечной точки, только начало.

Нельзя останавливаться сейчас. Я буду выглядеть трусихой, а он порадуется тому, что я не смогла довести до завершения собственный безрассудный порыв.

Поэтому я делаю единственное, что может сделать девушка в подобной сцене – стягиваю свитер и футболку.

Я не ношу лифчик, поэтому груди тут же оказываются на виду, а соски напрягаются, превращаясь в тёмные бусинки.

Вейн снова рычит, и вот теперь, теперь у него определённо встаёт.

От переполняющей меня гордости я готова немедленно улететь к дождевым облакам.

До тех пор пока он не видит мою спину, он не видит и мои шрамы.

Я не хочу, чтобы он считал меня слабой.

Положив руки мне на бёдра, Вейн тянет меня на себя.

Я давлюсь воздухом.

– Хорошенькая шлюшка Дарлинг, – хмыкает он, – пытается притвориться кем-то большим, чем она есть.

– Злобная Тень Смерти, – парирую я, – пытается притвориться, что такие развлечения ниже её достоинства.

– Я не делал подобных заявлений. – Он ведёт рукой по моему телу вверх от бедра к талии, и по плечам у меня прокатывается волна дрожи. Соски затвердели от холода почти до боли.

Вейн подаётся вперёд в кресле и берёт в рот мою грудь.

Я с шипением вдыхаю, когда он облизывает сосок, а затем кусает.

Обвивает рукой мою талию, теснее прижимая меня к себе.

Наконец-то.

После этого все они будут моими.

Я потираюсь о его пах, желая, чтобы между нами не было никакой одежды. Начать первой или подождать Вейна?

«Бери, – шепчет голос в недрах моего разума. – Бери то, что хочешь».

Я тянусь рукой вниз и начинаю расстегивать его штаны, дрожа от предвкушения и страха.

В любой момент Вейн может обратить на меня свою тёмную силу, пробудить ужас.

Не отнимая губ от моего соска, он приказывает:

– Посмотри на меня.

Я вижу тёмные волосы, спадающие на лоб, и яркий фиолетовый глаз.

И тут на меня накатывает ужас – воздух застревает у меня в горле. Лицо Вейна становится более резким.

Я не успею понять, что происходит, как он уже прижимает меня к полу, дрожа всем телом от сдерживаемой ярости, и выговаривает, едва не скрежеща зубами:

– Слушай меня очень внимательно, Дарлинг. Тебе не стоит трахать мне мозг.

Я судорожно глотаю воздух, безуспешно пытаясь отогнать страх, сердце набатом гремит в ушах.

– Ну, или тебе стоит трахнуть меня.

Он садится и шлёпает меня по груди.

Я с визгом дёргаюсь, Вейн зажимает мне рот рукой, и ужас у меня внутри нарастает до крещендо.

Каждая клеточка тела умоляет меня вскочить и убежать. Мерзкое ощущение, будто что-то ползает под кожей.

Беги как можно дальше. Беги, быстрее.

Беги. Беги же.

БЕГИ!

По-прежнему закрывая мне рот, Вейн произносит:

– Нет.

Одно угрожающее слово – но сказанное с таким жаром, что от него можно воспламениться.

Я извиваюсь всем телом, пытаясь получить хоть что-то. Освобождение, или разрушение, или боль, или удовольствие.

Я не могу побороть этот порыв, не в силах ясно мыслить и чувствую лишь пульсацию собственного клитора.

– Пожалуйста, – приглушённо бубню в ладонь Вейна.

Вдруг вес его тела исчезает, и я моргаю от острого ощущения потери.

– Мне не нужна красивая сломанная секс-кукла, – говорит он, а затем уходит из библиотеки.

Я остаюсь на полу, хватая ртом воздух, и несколько минут лежу на ковре, не совсем понимая, что это было и как мне удалось это пережить.

Я мертва?

Кажется, будто я только что прыгнула с обрыва, но ещё не разбилась. И до сих пор падаю.

За окном сгущаются тёмные тучи, дождь усиливается. Я наконец-то выравниваю дыхание и поднимаюсь на колени поискать свитер. Затем одеваюсь и падаю в кресло, где сидел Вейн. Чувствую опустошение – и неудовлетворённость.

Чёрт бы его побрал.

Я его ненавижу. И от этого ещё больше хочу, чтобы он поддался мне. Просто чтобы позлорадствовать.

Но, возможно, Вейн прав – желая этого, я нарываюсь на наказание.

О, каким страшным могло бы оно быть.

Глава 24

Питер Пэн

Поднявшись в дом из гробницы, я застаю Дарлинг в библиотеке сидящей с ногами в кожаном кресле у огромного круглого окна. Она смотрит на капли дождя, стекающие по стеклу, но в руках у неё открытая книга.

Трудно определить, село ли солнце, но небо низкое и тёмное.

Дарлинг выглядит заманчиво. Как дикая экзотическая птица, которую хочется поймать и посадить в клетку, чтобы никто, кроме тебя, не слышал её пения.

Осознав, наконец, что я здесь, она моргает и шевелится в кресле, вытягивая из-под себя голые ноги. Из одежды на ней только огромный свитер. Как легко было бы сейчас провести рукой по её бёдрам, пробраться под ткань, заставить извиваться подо мной.

Я мгновенно ярко вспоминаю прошлую ночь, и член жаждет повторить опыт. Меня редко так клинит на чьей-то киске. Иногда мне нужно трахнуть кого-то, чтобы хоть что-нибудь почувствовать – но вот так я давно не трахался.

Дарлинг подаёт голос:

– Привет.

Такое простое слово, будничное и непринуждённое.