Новик, невольник, казак - Степан Кулик

Не знаю, как долго я бы себя еще накручивал и до чего докрутил, если бы всхлипывания девушки не стали заметно громче. Что в переводе на общепонятный язык означает: «Я страдаю, плачу, вся испереживалась, а меня даже пожалеть некому».

И мне сразу стало стыдно. Из-за того, что я здоровенный лось, ломиком не перешибить, распустил нюни, еще даже толком не успев закончить доброе дело. Едва ли не уговариваю себя отвезти ее, такую маленькую и беззащитную, обратно и сдать казакам. Пусть пихают в мешок и топят. Заслужила потому что… Бред.

Присел рядом и обнял Олесю за плечи.

– Ну, чего ты? Всё хорошо. Видишь – рассвело уже, а ты до сих пор живая. И, верь мне, еще долго-долго проживешь. А кандалы мы снимем. Потерпи еще немного. Лязг далеко над водой разносится, услышат. Но как только уберемся подальше, первым делом освобожу тебя. Обещаю… Это не так сложно, как кажется. Главное, чтоб никто не мешал.

Девушка затихла, прижимаясь, а потом подняла зареванное личико и посмотрела на меня своими огромными зелеными глазищами. Офигеть! Ну точно ведьма!

– Правда?

– Да чтоб мне…

Договорить до конца слова обетницы мне не позволили ее губы. Мягкие, теплые и соленые…

Я даже растерялся. Нет, о том, что рыцарю, спасшему девицу, полагается награда, дуют публике в уши все менестрели и трубадуры с незапамятных времен. Но чтобы прямо вот так, не отходя от кассы. То есть не вылезая из лодки…

А вот Олеся подобными сомнениями голову себе не забивала. Не знаю, где она росла и кем воспитывалась, но это явно был не монастырь. Поцелуи становились все жарче, а ласки смелее. Совершенно недвусмысленные, не просто намекающие, а требующие продолжения.

И когда девушка нетерпеливо дернула очкур, поддерживающий мои шаровары, я понял, что созрел.

В конце концов, в чем проблема? Почему парень и девушка не могут подарить друг другу немного нежности, если никто из них не против, а совсем даже наоборот? Тем более в таких обстоятельствах. Ведь ничего еще не закончилось. И как знать – удастся ли нам увидеть следующий рассвет? Уже обоим…

Приняв решение, я отбросил в сторону все предубеждения и активно включился в процесс. Со всем жаром накопленного и нерастраченного за последнюю неделю желания. Так что девчонка аж захрустела в моих объятиях, но при этом не попыталась освободиться, а только еще крепче впилась в губы…

Ее груди сами просились в ладони и тут же выскальзывали, как мячики, едва я пытался сжать крепче. Коротко остриженные волосы лезли в глаза и щекотали ноздри. А жаркие ладошки уже вовсю бесцеремонно хозяйничали там, куда и я сам-то руки запускаю с осторожностью… Интересно, сколько же ей лет на самом деле? На вид не дал бы больше шестнадцати, но при этом девушка вела себя намного раскованнее, чем мои бывшие двадцатилетние подружки.

Блин, вот до чего довела современное общество религия, в которую уже никто по-настоящему не верит. А у Олеси такого груза предрассудков еще не было. Оно и верно – природа демонстрирует людям совершенно иные телодвижения во время брачных игр животного мира, а проповедники еще не додумались учить людей правилам поведения в постели.

К примеру, я раньше считал лодку мало приспособленной для любовных утех. Потому что словосочетание «первый секс», как правило, ассоциируется с «миссионерской» позой и прочими удобствами. Оказалось, все гораздо проще…

Когда оба поняли, что больше сдерживаться не можем, девушка выскользнула из объятий и непринужденно улеглась животиком на скамейку гребца. Предоставив мне самому решать остальные организационные вопросы. А так как к этому времени были распущены завязки не только на моих шароварах, то когда Олеся опустилась на колени, ее шаровары сами сползли с бедер, явив мне изумительно округлую и соблазнительную попку.

И если в мозгах где-то еще таился осколок сомнения, то после такого зрелища оторвать от девушки меня могла только смерть.

Олеся громко вскрикнула, когда я вошел в нее, и застонала, подаваясь всем телом навстречу. Опасаясь, что в порыве страсти могу что-нибудь сломать хрупкой девушке, я не положил ладони на ее бедра, а ухватился за скамейку и…

…дальнейшее помню смутно.

Когда очнулся от любовного наваждения, то сидел на дне лодки, привалившись к борту, а Олеся дремала, свернувшись калачиком у меня на коленях. Лицо девушки излучало полнейшую безмятежность, а на искусанных до крови припухших губах играла легкая улыбка.

Пока я разглядывал ее, Олеся пробормотала что-то во сне, причмокнула, поерзала немного, поудобнее устраиваясь, потом на мгновение открыла глаза, увидела меня – улыбнулась и снова уснула.

М-да… Как мало человеку надо для счастья. Мне бы такую уверенность в завтрашнем дне. Сам сейчас дрыхнул бы без задних ног, несмотря на занимающийся день и грядущие с ним неприятности… Вот только я до сих пор не слышал погони.

Не так далеко мы отплыли от Сечи, чтобы до нас не долетали шум переполоха и суматохи, вызванные обнаружением связанного стражника и исчезновением приговоренной к казни девушки. А со стороны казацкой крепости до сих пор не доносилось ни одного необычного звука. Сечь жила своей заурядной, я бы даже сказал – обыденной жизнью. И это было самым странным и тревожным из всего случившегося со мною за последние сутки. Имею в виду из неприятностей.

«Ну вот, поспали, теперь можно и поесть… Ну вот, поели, теперь можно и поспать…»

Примерно так можно описать большую часть нашего с Олесей времяпровождения. Солидарные с нами лягушки концертировали, пока мы бодрствовали, и воспитанно умолкали, когда мы укладывались на отдых. Утро промелькнуло быстро, а вот день тянулся как резиновый. Летом он и без того длиннющий, но впервые мне показалось, что солнце, вскарабкавшись в зенит, остановилось и больше не двигается с места, как приклеенное.

Разговаривать не хотелось. Не потому, что не было о чем. Наоборот… Слишком многое пришлось бы друг другу поведать. А для таких откровений время еще не пришло. Чувствуя растущее между нами напряжение из-за возникшей неловкости, Олеся попыталась прибегнуть к единственному гарантированному способу, которым женщины одерживают все победы над мужчинами. Но из-за чересчур яркого освещения и постоянного ожидания, что вот-вот зашелестят камыши, и из зарослей выскочит лодка с разъяренными казаками – во второй раз дальше поцелуев дело не шло.

Целовались жарко и подолгу, как будто в последний раз… но и только. Ниже талии ни у меня, ни у девушки руки так ни разу и не соскользнули. Было весьма приятно держать в объятиях гибкое тело, ощущать сладостный вкус ее губ, но в голове крутилось совершенно другое. Не позволяющее полностью расслабиться и высвободить водоворот желания.

Пережившая гораздо больше Олеся то и дело забывалась коротким сном, пристроив голову у меня на плече или коленях, а я так и промучился – настороже, как цепной пес, чутко прислушиваясь ко всем подозрительным звукам. Пока светило, спустя целую вечность, не смилостивилось и не поползло к закату.