Темная история в третьем роддоме - Светлана Нарватова

— Нет, как прикосновение.

— Отлично. Как самочувствие? — уточняет он, пока Станислав Борисович делает разрез стенок живота.

— Странное, — произносит Ольга Михайловна.

В целом, кесарево сечение — операция рутинная. Но и аппендицит можно вырезать с летальным исходом. Станислав Борисович был предельно собран. Вводят лекарство, сокращающее мышцы матки, и Дежнев ее рассекает. С помощью расширителей разрез растягивают. Пациентка недовольно морщится.

— Больно? — спрашивает анестезиолог.

— Неприятно, — отвечает пациентка.

— У ребенка плотное обвитие, — поясняет неонатолог, принимая ребенка. Рядом суетится медсестра.

— Гипоксия средней тяжести. Ребенок доношенный.

Раздается детский всхлип.

— Вам с малышом повезло, мамочка, — продолжает вещать неонатолог. — Врачи быстро среагировали.

— Леша, отключай пациентку, — говорит Дежнев.

Начинается самая долгая процедура — наложение швов.

— Твою дивизию… — матка наполняется кровью. — Плотное прикрепление, — констатирует он вслух.

— Но как же так, — не понимает Таня. — У нее же на УЗИ всё было нормально. Я смотрела…

— Я тоже смотрел, — кряхтя отвечает Стас и коротко ругается сквозь зубы. — Наберут корочек, недоучки. Гипотоническое кровотечение. Аля, массаж матки. Татьяна, держи расширитель.

Таня, словно очнувшись, перехватывает ручку. Удивительно, руки действуют уверенно. Сказываются рефлексы.

— Стас, атоническое, — произносит Альбина Матвеевна.

— Работаем по Генкелю-Тиканадзе, — сообщает Стас. — Таня, щипцы Мюзо…

— Давление падает, — раздается тревожный голос Алексея Витальевича.

— Кровь из вены, — испуганно говорит его ассистентка.

— Кровь из носа, Стас, — приговором звучат слова анестезиолога.

— ДВС, — констатирует ровно Дежнев. — Экстирпируем. Татьяна, зажим. Аля, отсос.

Таня действует автоматически, наблюдая, как иссекается матка молодой еще женщины. Потому что иначе молодой женщины просто не будет. ДВС-синдром — суровый приговор, для многих — смертельный. Организм, в один момент израсходовав все свои ресурсы на свертывание крови, не может наскрести и крохи. Пациент впадает в шоковое состояние, один за другим начинают отказывать органы. В тишине, между писком приборов, слышен монотонный шепот сестры-анестезиолога. Татьяна краем глаза замечает, как пальцы женщины быстро перекрещивают лоб пациентки. Станислав Борисович работает уверенно, и словно прислушиваясь к нему, успокаиваются остальные. Останавливается кровотечение. Стабилизируется давление. Дежнев накладывает швы.

— Всё, коллеги. Благодарю за работу, — произносит он, и Таня понимает, что у нее просто нет сил. Нет сил сдвинуться с места.

— Таня, ты молодец, — говорит Станислав Борисович, стягивая перчатки.

— Я-то тут причем? — отвечает она. — Это вы спасли ей жизнь.

— А ты спасла ей единственного ребенка, — заведующий сжимает ее плечо. — Аля, я заполнять документы. Подойдешь? — обращается он к коллеге и уходит, ссутулившись.

Пациентку отвезли в реанимацию.

— Боевое крещение? — поинтересовался красавчик-анестезиолог.

На взгляд Татьяны, он был пугающе красив. Слишком ухоженный, слишком накаченный, со слишком правильными чертами лица, как у голливудских героев. Дьявольски красив. Но те, кого анестезиолог-реаниматолог вытаскивал с того света, наверное, сравнивали его с ангелом.

— В экстренной ситуации, — пояснил свою мысль Алексей Витальевич. Типа, в остальном — не крещение.

— Да, очень страшно было, — призналась Таня.

— Ни за что бы не сказал, — продолжал анестезист в том же духе. — Вы действовали абсолютно уверенно.

Будто он там что-то видел, кроме пациентки. Вроде, и приятно, а с другой стороны, приятнее было бы, если бы это было правдой. Таня стала развязывать одноразовый гаремо-наряд, в зеленовато-голубую расцветку которого добавились бордовые пятна крови.

— Давайте, помогу, — Алексей Витальевич подошел сзади и начал развязывать завязки на шее.

— Нет, ну в роддоме, — раздался голос Дежнева, — на пять минут девушку без присмотра оставишь — уже раздевают!

В его голосе слышалась насмешка.

— Станислав Борисович, любезный, ну дайте мне…

— Это не ко мне, Леша.

— Дайте мне пообщаться с молоденькой красивой девочкой, прежде чем я опять вернусь в компанию вонючих бородатых мужиков.

— Вы льстите нашим хирургам, — бросил Станислав Борисович. — Прежде чем вы вернетесь в их компанию, вам нужно заполнить историю. И, как вы понимаете, с утра явка к начмеду с повинной неизбежна для всех участников инцидента.

— Мне тоже? — испугалась Таня.

— Нет, это удовольствие только для врачей, — отрезал заведующий. — Татьяна Егоровна, наверняка в родзале ждут вашей помощи.

Мужчины ушли. Таня бросила взгляд на часы. Пятнадцать минут первого. В двенадцать часов, Золушка, твоя карета превратиться в тыкву.

Наплыв в родзале рассосался. Кроме прокесаренной Ольги Михайловны, остальные, прибывшее по скорой, рожали второго, а одна — даже третьего, так что отстрелялись по-быстрому. Двум первородкам еще было гулять и гулять. Чувство горечи во рту после операции не проходило. Находиться в этом состоянии дальше стало невыносимо. Таня решила воспользоваться паузой и выйти подышать. Она отпросилась на пятнадцать минут у Альбины Матвеевны, переоделась в уличное и вышла на крыльцо.

И оказалось, что не у нее одной горчит о рту. Или на душе.

Станислав Борисович стоял, опершись на перила, и смотрел на ночной город. В его позе было что-то обреченное.

— Вы сделали всё возможное, — решилась Таня и встала рядом.

— Ты меня утешаешь? — фыркнул Дежнев.

Совсем не тот Дежнев, который просил подать ему халат. Тот Дежнев, который отчитывал «молодняк» за ее писульки.

— Да, — просто ответила Таня. А что, ей теперь оправдываться? «Нет, я просто мимо проходила, и само вырвалось…»

Между ними повисло тяжелое молчание.

— Нужно было сделать невозможное, — наконец тихо произнес Станислав Борисович.

— Вы же врач, а не волшебник.

— С вашей точки зрения, это должно меня утешить? — Дежнев перевел взгляд с темной заснеженной улицы на нее.

Теперь Таня уперлась взглядом в темноту теней, отбрасываемых зданием больницы.

— Станислав Борисович, а почему вы стали гинекологом? — тихо спросила она, не поворачиваясь к собеседнику.

Дежнев снова фыркнул.