Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга I - Алексей Ракитин

одежды присутствующие ахнули, момент и впрямь был волнующий, по дрогнувшему голосу Мод можно было понять, какие сложные чувства и эмоции овладели ею в ту минуту.

А вот Дюрант, сидевший на удалении нескольких метров, не продемонстрировал ни малейшего интереса к уликам. Это, конечно же, выглядело очень странным! Если он действительно был невиновен, то почему так равнодушен? Одежду после обнаружения никто не чистил, она была грязной, на юбке имелись разрывы, явившиеся следствием борьбы… вряд ли подобные улики могли оставить кого-то равнодушным, тем более человека, знакомого с убитой девушкой на протяжении многих месяцев! Но Теодор Дюрант никаких эмоций не проявил и это безразличие лишь продемонстрировало присущие ему глубокие психоэмоциональные проблемы.

Дюрант безусловно являлся психопатом, человеком, лишённым свойственных обычным людям тонких движений души. Он не испытывал глубоких эмоций, связанных с окружающими, он мог такие эмоции лишь имитировать. Он являлся эгоистом чистой воды, незамутненным нарциссом, который по-настоящему интересовался только собой. В зале судебных заседаний он пытался вести себя так, как по его мнению должен был бы вести себя невиновный человек, но он не понимал при этом, что невиновный повёл бы себя совершенно иначе. В каком-то смысле это был сеанс саморазоблачения — именно поэтому на демонстративном равнодушии обвиняемого сделали акцент журналисты, наблюдавшие за ним в те часы и минуты (и мы должны быть благодарны им за проявленное внимание, их наблюдения многое сообщают нам о личности обвиняемого).

Забавно, что сам Дюрант так и не понял того, насколько же неправильно он себя держит на публике!

Прокурор Барнс фокус с демонстрацией одежды повторял и в дальнейшем, в частности, при допросе Мэри Нобл, тётушки Бланш. Делал он это якобы для того, чтобы выяснить, как именно была одета Бланш перед выходом из дома утром 3 апреля, но на самом деле, как кажется автору, данная демонстрация преследовала вовсе не эту цель. В конце концов, с одеждой всё было ясно и без её опознания тётей! Прокурор хотел ещё раз привлечь внимание присутствовавших в зале к уликам и побудить их обратить внимание на полное равнодушие подсудимого.

Прокурор Барнс, выступавший на процессе главным обвинителем, демонстрирует платье Бланш Ламонт её тётушке. После опознания деталей одежды Мод Ламонт и миссис Нобл, в зале был установлен манекен, облачённый в платье и баску Бланш.

В тот же день обвинителем Барнсом был допрошен водитель трамвая Шэлмонт, рассказавший о том, как перешёптывались стоявшие на задней площадке его трамвая Дюрант и Ламонт. Шэлмонт возил последнюю по своему маршруту постоянно и ошибиться в опзнании не мог, Дюранта же он опознал прямо в зале суде.

Обвиняемый в это время перешёптывался с матерью, сидевшей прямо позади него. Таким образом Теодор демонстрировал пренебрежение к происходившему в зале, дескать, все ваши фокусы, господин обвинитель, не имеют ко мне ни малейшего отношения и я не буду реагировать на них. Подобной манере [разговоров с адвокатами или матерью] Дюрант следовал довольно долго. Примечательно, что к концу сентября он перестал демонстрировать показное безразличие и уже внимательно прислушивался и присматривался к тому, что происходило в зале.

Впрочем, не станем сейчас забегать вперёд.

15 сентября имела место маленькая сенсация. В тот день служба шерифа сообщила журналистам, что неизвестным лицом была предпринята попытка передать в камеру Дюранта письмо с зашифрованным посланием. Письмо было перехвачено и служба шерифа оказалась заинтригована таинственными козябликами. Поскольку никто из правоохранителей не смог разобраться в предполагаемом шифре, письмо было передано прессе и опубликовано в надежде на то, что найдутся люди, способные либо понять текст, либо взломать шифр.

Так выглядело факсимиле письма, которое неизвестный отправитель направил Теодору Дюрранту. 14 сентября письмо было задержано администрацией окружной тюрьмы. Попытки его расшифоровать успехом не увенчались и тогда письмо было предъявлено газетчикам для его последующего опубликования. Правоохранители питали надежду на то, что среди читателей газет найдутся люди, способные понять содержание таинственного послания.

Сразу скажем, что не случилось ни того, ни другого. Использовался ли при написании записки шифр, или же это была некая система скорописи, или вообще автором странного текста являлся шутник или сумасшедший выяснить так и не удалось. Сам Дюрант заявил, что содержание письма понять не в силах и никаких предположений об авторстве делать не станет.

История на этом и закончилась, никакого видимого продолжения она не получила.

Вплоть до 18 сентября прокурор вызывал и заслушивал свидетелей, о существовании которых и сути данных ими показаний подсудимый и его защита были хорошо осведомлены. Адвокаты энергично их допрашивали, пытались путать, безуспешно, правда, но настойчиво. Тем не менее, до этого дня ничего особенно страшного для Теодора Дюранта в зале суда не звучало, поскольку у обвиняемого всё это время сохранялась возможность немного видоизменить свои первоначальные показания и тем нейтрализовать особенно опасные для него заявления свидетелей (в том, разумеется, случае, если бы возникла надобность каким-то образом отреагировать на свидетельские показания).

Данный тезис для лучшего понимания читателем можно проиллюстрировать следуюшим примером. Соученицы Бланш Ламонт видели, как Дюррант подошёл к Бланш на остановке трамвая и потом уехал вместе с нею в одном вагоне. Это прямое опровержение первоначальной версии событий в изложении Дюрранта, но сами по себе эти показания ничем особенно страшным Теодору не грозили. Заняв свидетельское место, он мог нейтрализовать их, сказав, что действительно столкнулся с Бланш на остановке и действительно сел с нею в трамвай, но вышел из него, проехав всего квартал… Или два квартала. А ранее он это отрицал, поскольку боялся навлечь на себя подозрения. Подобное признание ничем Дюранту не грозило, но сразу же обесценивало весьма важные для обвинения свидетельства очевидцев.

Но 18 сентября всё радикально изменилось, потому что в тот день дала показания миссис Крозетт и её рассказ лишил Дюрранта всякой возможности для манёвра. Свидетельница ехала в одном трамвае с Теодором Дюррантом и Бланш Ламонт на протяжении 11 или 12 кварталов! Она наблюдала за их непринужденным общением, хорошо запомнила одежду и остановку, на которой парочка вышла. Показания Крозетт жёстко привязывали обвиняемого по месту и времени к жертве убийства и бескомпромиссно уничтожали alibi, на котором настаивала защита Дюранта.

Женщина не могла ошибиться датой, ведь 3 апреля она поехала на