ДНК – не приговор - Стивен Хэйне

Неопределенность, сопряженная с установлением рисков генетических заболеваний, часто усугубляется тем, что для большей части людей вероятность получения основной массы заболеваний, выявляемых генетическим тестированием, к счастью, ничтожно мала. Например, мой 32 %-ный повышенный риск развития болезни Паркинсона кажется существенным. Но это означает, что абсолютный риск развития болезни равен 2,1 % в отличие от среднего риска по популяции 1,6 %. Стоит ли волноваться из-за такого уровня риска? Я очень хорошо могу обрисовать для себя неудачу в генетической лотерее и развитие заболевания, но так может и любой другой. Тем не менее мои шансы не так сильно отличаются от среднестатистических. Очевидная польза ДНК-тестирования снижается, когда мы имеем дело с вероятностями, которые далеки от конкретности. Например, когда женщины, решившие сделать генетический анализ на определение риска возникновения рака груди, узнали, что предложенный тест не слишком точный, то потеряли к нему интерес[145]. Нам нужен оракул, который говорит с уверенностью, а не на языке слабых вероятностей.

Информация о генетических рисках, предоставляемая геномными компаниями, обычно имеет небольшое значение, потому что связь между каждым геном и каждым ассоциированным с ним заболеванием обычно крайне слабая. Сеть влияний на большую часть заболеваний неизмеримо сложна. Возьмем результаты теста на болезнь Паркинсона у меня. Согласно им я нахожусь в зоне риска относительно развития этого заболевания. Но подавляющее большинство факторов, позволяющих прогнозировать болезнь, не покрывается генетическим анализом. В среднем только четверть вариантов развития этого состояния можно отнести на счет генетических причин. Причем тесты дают оценку рисков только доли этих генетических факторов (хотя в зависимости от того, насколько специфические мутации задействованы, предсказательная ценность анализа может быть гораздо более высокой)[146]. Можно провести аналогию с туристом, отправляющимся в отпуск в новое место и пытающимся понять, брать ли с собой зонт, на основе единственной доступной информации в виде прогноза погоды из прошлогоднего выпуска газеты. Этот прошлогодний прогноз, возможно, лучше, чем полное неведение, но все равно обладает слишком маленькой предсказательной силой.

Хотя для большинства заболеваний можно определить так мало генетических рисков, что генетическое тестирование является малопригодным, есть исключения. Мой дед страдал от одного из них, и это отпечаталось в большей части моих воспоминаний о нем. Я до сих пор сожалею о том, что сделал однажды – не смог отказать деду в просьбе покататься на велосипеде. Но мне было только 14, а он хотел показать, что до сих пор может управлять велосипедом. И я не смог отказать дедушке. Проблема заключалась в том, что ему было 80 лет и он уже несколько лет страдал от болезни Альцгеймера. Я неохотно дал деду свой велосипед и смотрел, как он едет вниз по улице. И доказывает своим примером, что невозможно разучиться кататься. Все было хорошо, пока дед не попытался слезть. Его нога застряла в верхней перекладине, и он упал прямо рядом со мной, сломав себе руку. На следующий день он гордо подошел ко мне и, демонстрируя руку, сказал: «Смотри! Уже лучше!» – «Но дедушка, – ответил я, указывая на его гипс, – это другая рука».

В глазах деда, когда он посмотрел на свою сломанную руку, промелькнуло такое отчаяние, будто он только тогда понял, насколько потерял разум. Это навсегда оставило след в моей памяти. Я все время беспокоился, что однажды в моем взгляде появится такая же душевная боль. Я много думал о дедушке, когда открывал результаты генетического тестирования из 23andMe. Это потому, что самым сильным единственным генетическим предиктором распространенного заболевания является связь между геном APOE и риском болезни Альцгеймера. Как писал Роберт Грин, «только этот фактор повышает ваш риск таким достоверным образом, что гипотетически это может иметь значение для конкретного человека»[147]. У людей европейского происхождения с двумя копиями аллели ε4 гена APOE риск развития болезни Альцгеймера примерно в девять раз выше, чем у среднестатистического человека (корреляция между генетическими вариантами и болезнью Альцгеймера зависит от этнической принадлежности так же, как и для большей части других состояний)[148]. Это необычайно сильное влияние одного гена на распространенное заболевание. Что еще хуже, в настоящее время нет никакого известного способа сократить риск болезни Альцгеймера или изменить ее течение. Поэтому важно узнать свой статус APOE и предупредить интенсивность этого явления. В 23andMe вам сначала нужно прочесть заявление об отказе от ответственности компании и разблокировать защищенный файл, чтобы посмотреть, какие варианты APOE есть у вас. Среди первых людей, чей геном полностью расшифровали, были один из первооткрывателей ДНК Джеймс Уотсон и психолог Стивен Пинкер. Эти два человека попросили исключить их APOE-статус из результатов генетического тестирования. И оба настояли только на этом единственном удалении. «Я подсчитал, что на сегодня экзистенциального ужаса мне вполне достаточно», – объяснил Пинкер New York Times свое решение. Буду ли я сожалеть до конца дней о том, что открыл свой APOE-статус?[149]

Степень деменции моего деда в последние годы была настолько сильной, что я всегда думал: она должна иметь какую-то серьезную генетическую основу. Виной было наивное предположение, что генетические риски должны быть пропорциональны тяжести симптомов. С большой тревогой я перешел по ссылке, зная, что никогда больше не смогу скрыть от себя результаты. И, к своему приятному удивлению, узнал, что у меня нет ни одной копии аллели ε4 гена APOE. Это самое знаменательное откровение моего генотипирования, и я определенно почувствовал облегчение, когда узнал, что не являюсь обладателем пары вредных аллелей. Но, как выяснилось позднее, их не было и у моего деда. Мой отец тоже недавно сделал ДНК-тест, и у него также нет копий проблемной аллели ε4 гена APOE. Так что мой дед мог иметь как максимум одну из этих аллелей. Если у него была одна копия аллели ε4, то его генетический риск развития болезни Альцгеймера примерно в 1,65 раза превышал средний. То есть для моего дедушки вероятность заболеть составляла 12 %, тогда как в среднем по популяции – 7,2 %. В действительности, несмотря на сильную связь между аллелью ε4 и риском развития Альцгеймера по сравнению с другими распространенными заболеваниями, великое множество людей с аллелью ε4 болезнь обходит стороной, а примерно у половины больных нет проблемной аллели[150]. Для распространенных заболеваний связь между одним геном и состоянием обычно крайне слаба. Даже пугающий пример гена APOE и болезни Альцгеймера далек от явной детерминированности.