Зима во время войны - Ян Терлау

Ему стало очень страшно. Он сел на корточки и обеими руками ухватился за желоб. Нижняя губа задрожала, из глаз хлынули слезы.

Последние минут десять мефрау ван Бёзеком стряпала в кухне и даже думать забыла о Йохеме. Ее мысли были заняты Эрикой с Михилем: мать чувствовала, что старшие дети чем-то увлечены, чем-то ей неизвестным и, несомненно, опасным. Потом она задумалась о погибшем муже, который уже не поможет ей воспитывать Йохема, а ведь малышу так нужен отец… Кстати, где Йохем? Мефрау ван Бёзеком поспешила в гостиную, затем в сад, в сарай, открыла ведущий в подвал люк…

– Йохем!

Ответа не последовало.

Она уже поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы, чтобы подняться на верхний этаж, но тут позвонили в дверь. Мефрау ван Бёзеком скинула передник и быстро проследовала в прихожую.

– Мефрау, вы знаете, что ваш сын сидит на крыше?

Мефрау ван Бёзеком выбежала на улицу, где собралось уже человек двадцать соседей, и посмотрела вверх. Сердце у нее ёкнуло.

– Йохем, сиди тихонечко, сейчас я к тебе поднимусь!

Но как это сделать? Она в жизни не залезала даже на забор, а когда вставала на стул, становилось дурно от страха высоты.

– А желоб-то весь прогнивший, – заметил кто-то из соседей. – Как война началась, его не чинили, да и до войны он уже никуда не годился. На него встанешь – сразу провалишься.

– Мама! – плакал Йохем.

– Может быть, попробовать подобраться со стороны конька, по черепице, – предложил другой доброхот. – Двое сядут на конек, а третий спустится по веревке к ребенку. Но как туда попасть?

– Там с другой стороны есть мансардное окошко, – поспешно воскликнула мефрау ван Бёзеком. – А у вас есть веревка?

– Дома есть, – кивнул сосед. – Сейчас принесу.

– На это уже нет времени, – вдруг сказал кто-то по-немецки. – Видите, как прогнулся карниз? Мальчик может упасть в любой момент. Мефрау, разрешите я пройду через дом?

Всё это произнес очутившийся рядом немецкий солдат.

– Конечно, – оторопев, ответила мать Йохема.

Солдат прислонил велосипед к забору и вбежал в дом. В несколько прыжков он поднялся к комнате Михиля и вылез в окно. Аккуратно поставил ногу на желоб. Желоб устрашающе заскрипел и прогнулся.

– Совсем прогнил, – прошептал солдат, – еле держится.

Опираясь руками на черепицу и осторожно ступая по желобу, он проделал тот же путь, что и несколькими минутами ранее Йохем. Когда немец добрался до той стороны дома, что смотрела на улицу, внизу собралась уже настоящая толпа. Показав солдату дорогу в комнату Михиля, мефрау ван Бёзеком поспешила присоединиться к соседям, поскольку через мансардное окно малыша видно не было. Увидев, что к нему приближается какой-то дяденька, Йохем плакать перестал. Солдат двигался медленно-медленно. Но вот по толпе пробежал крик ужаса: прохудившийся участок желоба подался под левым сапогом отважного немца и повис на волоске. Солдат успел броситься плашмя вперед и удержаться на другой части желоба. Это спасло ему жизнь.

Йохем тоже страшно испугался, когда незнакомый дяденька вдруг упал и оказался совсем близко от него. Но теперь малыш почувствовал, что чья-то сильная рука держит его за левую ногу. Чудесное чувство!

– Сейчас мы фместе попользем дальше, – ободряюще прошептал солдат на ломаном голландском языке.

Он осторожно подтолкнул малыша, и они стали потихонечку двигаться к другому углу крыши. Солдат полушел-полуполз вдоль желоба, его левое колено было хорошо видно с земли.

– Того и гляди весь желоб грохнется, – объявил сосед, уже раньше высказывавший сомнения в прочности довоенного цинка.

Мефрау ван Бёзеком стояла, прижав руки к груди, и не дышала. «Спаси его, спаси его, спаси его», – молилась она про себя.

Казалось, прошла целая вечность. Но вот солдат с ребенком доползли по желобу до того места, над которым находилось мансардное окно. Опираясь спиной на черепицу, немец осторожно выпрямился во весь рост и поднес малыша к самому окну, где его приняла в объятия мать, вновь прибежавшая с улицы в комнату Михиля. Затем в то же окно влез и сам солдат. Мефрау ван Бёзеком с благодарностью схватила его за руку.

– Даже не знаю, как вас благодарить, – пробормотала она.

Солдат улыбнулся, потрепал Йохема по щеке и широкими шагами поспешил вниз.

– Подождите, подождите! – воскликнула мефрау ван Бёзеком.

Но солдат уже вышел из дома и сел на велосипед. Толпа почтительно расступилась перед ним.

– Браво! – крикнул солдату кто-то из толпы, но этот возглас одобрения подхвачен не был. Все стояли словно воды в рот набрав. Еще полминуты – и немец скрылся за углом.

– Немец? – переспросил Михиль в полном изумлении. – Фриц?

– Немецкий солдат. Гитлеровский прихлебатель. Враг нашего народа.

После пережитого страха мефрау ван Бёзеком была бледна как полотно. Зато Йохем чувствовал себя отлично. Малыш уже почти всё забыл.

Михиль вышел на улицу и задрал голову… Увидел оторвавшийся кусок желоба. Осознал, как это высоко. Удивляясь всё больше и больше, в недоумении качая головой, он вернулся в комнату.

– Мама, но почему за Йохемом полез именно немец? Остальные-то где были? Они что, просто стояли и смотрели? А где вы сами были?

– Ну… я была точно уверена, что мне самой на крышу не залезть. Ты же знаешь, как я боюсь высоты. А другие стояли и рассуждали, что можно сделать. Думаю, все они тоже боялись. Было ужасно страшно. Ты же видел то место, где желоб проломился?

– Да. И что, Йохем правда мог упасть?

– Это чудо, как только он цел остался!

Тем временем домой возвратилась Эрика. Мама повторила рассказ. Услышав, что произошло, сестра бросилась к Йохему и принялась его целовать. Ей было совершенно всё равно, кто его спас, немец или не немец. А вот Михиль долго не мог успокоиться. У него в голове не укладывалось, что немцы бывают хорошими.

– Но почему, почему он полез спасать Йохема?

– Просто потому, что хороший парень.

– Немец – хороший парень? И что же этот хороший парень делает в нашей деревне?

– Михиль, – заметила мефрау ван Бёзеком, – на белом свете живет восемьдесят миллионов немцев. Нравится тебе это или нет, но среди них есть хорошие люди, которые ничуть не рады войне. Мы не любим немцев, ни ты, ни я, ни Эрика, но этому человеку мы должны быть благодарны, это точно. Во всяком случае, лично я ему безумно благодарна.

– Не исключено, что он был членом расстрельной команды, – упрямо произнес Михиль.

– Не думаю. Но даже… нет, не думаю.

– Если человек категорически отказывается, его не могут заставить войти в расстрельную команду, – добавила Эрика.

Михиль молчал. Насколько же легче ненавидеть всех фрицев… А тут он не мог не признать, что этот немец повел себя намного благороднее, чем все их соседи вместе взятые. Юноша поглядел на белокурую головку братишки. Упасть с высоты в десять метров на булыжную мостовую…