Большое зло и мелкие пакости - Татьяна Устинова

— Не знаю, — ответил наконец он, — я не обратил внимания.

Соврал, понял Никоненко. Зачем? Что такого в этом ящике?

— Ну и бог с ним, с ящиком, — сказал “Анискин”, — вы мнетеперь про банкет расскажите.

— Что рассказать про банкет? — не понял Потапов.

— Расскажите, чем вас потчевали, не только телесно, но и,так сказать, духовно, как вас под ручку водили, как префект донимал — всерасскажите.

Потапов усмехнулся. Он ничего не знал о “Федоре Ивановиче” ине понимал, почему вдруг капитан заговорил каким-то странным тоном.

— Телесно потчевали водкой и какими-то бутербродами. Столнакрыли в кабинете у директора, а все остальные в спортзале угощались. — ТутПотапов неожиданно захохотал: — Я в этом кабинете раньше даже сесть не мог,только стоять руки по швам, а мне там водки наливали!..

— С кем вы там были?

— Директриса была, — начал перечислять Потапов, — префект ис ним два каких-то местных начальника, я их не знаю и имен не запомнил. Былпредседатель районе, то есть председательша. Завуч был, Александр Андреич. Впоследний раз мы с ним разговаривали как раз пятнадцать лет назад, когда онменя с сигаретой поймал. В этот раз он был со мной… более любезен.

— Где был ваш охранник?

— У двери стоял. Все по правилам.

— Во сколько вы вышли на улицу?

— Я точно не знаю. Я стал прощаться, когда услышал на улицеголоса и понял, что все начинают расходиться. Мне хотелось еще кого-нибудьувидеть из своих, кроме председательши районе и Тамары Бориной.

— Селезневой, — уточнил Никоненко.

— Селезневой, — согласился Потапов и улыбнулся.

Когда он улыбался, у глаз резко обозначались морщины,которые почему-то не старили его. Не то чтобы Никоненко был знаком сомножеством других министров и все они были не похожи на Потапова, но какой-тоон был странный, этот министр.

Интересно, кому понадобилось его убивать? И когда будетпопытка номер два? Если нужно убить, значит, убьют, и не помогут ни ребята изФСБ, ни капитан Никоненко.

— Я вышел из школы, Саша шел за мной. На крыльце постоял,недолго, с полминуты. — Он ждал, что кто-нибудь подойдет с ним поговорить, ноникто не подходил — то ли боялись охранника, то ли потаповского звездногостатуса, — и он огорчился, хоть и не признался себе в этом. — Потом я пошел кмашине. Прямо передо мной шла Маня Суркова и еще Димка Лазаренко, но он былслева и дальше от меня, чем Маня. Какая-то машина затормозила, я не обратилвнимания. Потом ребенок побежал, и я подумал, что даже не знал, что у Манитакой большой ребенок.

— Почему вы решили, что это ее ребенок?

— Не знаю, — сказал Потапов удивленно, — ни почему. Он бежалкак-то совершенно определенно — к ней. Было понятно, что он бежит к ней. А что?Разве это не ее ребенок?

— Ах, ну конечно же ее! — закудахтал “Федор ИвановичАнискин”. — Просто мне интересно узнать, как вы догадались! Не каждый может,знаете ли, вот так взять и догадаться!..

Министр, кажется, едва удержался, чтобы не покрутить пальцему виска, но капитана это уже не смущало. Потапов был “свой”, совершенноопределенно “свой”, и не собирался он звонить Борису Василичу, и недемонстрировал он Никоненко никаких демонстраций, он просто разговаривал, как сМарусиной подругой и с Марусиным сыном.

— А навстречу вам кто шел, вы заметили?

Потацов вздохнул.

— Это ведь самый главный вопрос, как я понимаю. Да? Вотчерт, кто же шел… Темно было, а я в темноте без очков… как крот, и все куда-тошли. Я помню, что кто-то спрашивал про кафе — вроде бы собирались в кафе и незнали, кто пойдет, а кто не пойдет. Вовка Сидорин стоял лицом ко мне и курил.

Сидорин курил, и Потапову хотелось подойти к нему, чтобыпоговорить о Дине, которая пропала куда-то сразу после того, как его под одинлокоток ухватил префект, а под второй супрефект. Дину он увидел, но до Сидоринане дошел — в воздухе что-то хлопнуло, близко и совсем не страшно, и Маня какбудто отшатнулась в сторону, чуть не угодив ему под ноги, и стала падать,быстро и некрасиво, совсем не так, как в кино.

Потапову неожиданно стало тошно.

— Еще кого-нибудь заметили, кроме Сидорина?

— Я… не знаю. Сидорин был точно. Еще какая-то толпа стоялапрямо у ворот, лиц я не видел. Да, еще Дина!

— Она тоже была у ворот?

— Нет, она была ближе ко мне, чем к воротам, ее кто-тозакрывал, я не сразу ее увидел.

— Во что она была одета?

— Да вроде во что-то светлое, я не рассмотрел. В полушубок,что ли?

— А Сидорин?

— Не знаю. Не помню.

— Ну хоть в светлое или темное? Потапов подумал.

— Не знаю, — сказал он виновато, и Никоненко его тонпозабавил, — я на самом деле плохо вижу в темноте. Кто-то был в светлой куртке,и еще помню коричневый плащ.

— Дина стояла лицом к вам или спиной?

— Лицом. Она улыбалась, как будто ждала кого-то. Потаповтогда решил, что, может, это его она поджидает. Ему это было приятно.

— А коричневый плащ?

— Не знаю. Плащ помню, а куда он был повернут, не помню,вернее, не видел.

— Кто, кроме охраны, провожал вас до машины?

— Никто, — Потапов улыбнулся, — я всех разогнал. Трудно,знаете ли, целый вечер провести в компании незнакомых людей. Я, когда на этотвечер поехал, как-то упустил это из виду.

— Что именно?

— Что там на меня бросится школьное, а потом районноеначальство, и я все равно не смогу ни с кем поговорить нормально.

Ну да. Конечно. Упустил из виду.

Китайские церемонии и ритуальные танцы его раздражают. Он ихне учел. До этого вечера он даже не догадывался о том, что нижестоящиебюрократы всегда танцуют их перед бюрократами вышестоящими. Поклонение,переходящее в трепет, сравнимое разве что с поклонением египтян богу солнца Ра,вызывает у него отвращение.

Пожалуй, никакой он не “свой”, этот Потапов. Пожалуй, онгораздо более чужой, чем самый махровый, высокопоставленный хам. Просто онумнее.

Намного умнее. Гораздо умнее.

Он точно знает, что именно нужно говорить и делать, чтобыказаться “своим”, а капитан Никоненко почти поверил, что министры тоже бываютпохожи на нормальных людей.

— Что произошло после выстрела?

— Маня свалилась… почти на меня. Я даже сразу не понял, чтослучилось. Я просто наклонился посмотреть, что это она упала. Тут меня вдругдернул охранник и стал толкать и кричать, чтобы я немедленно уходил в машину. Яподнял голову и первым делом увидел у него в руке пистолет. И тогда я сразу…понял, что Маня не просто так упала, но я никак не связал это с собой. Вокругкричали и бежали — я сидел на корточках и видел их ноги. Сашка все кричал, апотом мальчишка закричал, Манин сын. — Потапов помолчал, переживая все снова. —Ну вот. Я отнес ее в машину, и мы поехали в Склиф.