Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы - Людмила Петрушевская

ЛЮБА. Мама, мы еще увидим лучшее будущее! Москва растет и хорошеет, полным ходом идет реконструкция! Изобретут средство от клопов. Все переедут в отдельные квартиры. Люди будут относиться друг к другу лучше и лучше! В такси с откидным верхом! Представляешь? По зеленеющей красавице Москве! Снесут Арбат и все лишнее. Слушай, там кто-то плачет за стеной.

НЕТА. Ужасная слышимость. То есть всё слышно, все слова. Шабу будем шаго буво шарить, пока шатоль буко шаша бубу.

ЛЮБА. Провокаторы. Мы не можем здесь жить, когда плачут за стеной. Это невыносимо, в конце концов!

НЕТА. Надо вызвать милицию к распоясавшимся хулиганам. Плачет ребенок? Не убивают ли? Кто-то убивает ребенка?

ЛЮБА. Надо звонить в детскую комнату милиции. Слушай, нет, это она плачет. Катя плачет. Комедиантка.

Белорусский вокзал. Стоит с чемоданом и авоськой Саша. Поодаль остановились Галя и Лора.

ГАЛЯ (подойдя к Саше). Дяденька, у вас закурить не найдется? (Прислоняется к стенке.) Целый вокзал обошла, полный зал, мест нет, а то бы посидели.

САША. Да сидеть еще холоднее.

ГАЛЯ. Я еду в город Брест к мужу, а вы?

САША. Станция Березай.

ГАЛЯ. Меня зовут Светлана Малинина.

САША. А я дядя Саша, муж своей жены.

ГАЛЯ. А у меня сумку свистнули. (Разводит руками.) И чемоданы. Заснула, и всё. В милиции всё записали и освободили. Я из Шубаркудука, еду к мужу. И всё стырили.

САША. Знаю Шубаркудук.

ГАЛЯ. Знаешь? Никто не знает.

САША. Там в ссылке теща проживала.

ГАЛЯ. Как фамилия?

САША. Эрика Тице. Немка.

ГАЛЯ. Немцы жили за разъездом.

САША. Ну вот.

ГАЛЯ. Немцы аккуратно жили. Вернее, немки. Босые ходили, как все, но чисто подметали, даже двор у барака. Там пыль везде. У наших бараков грязно, мухи летают как пчелы. Мы этих немок звали «Гитлер капут».

САША. Теща была антифашист.

ГАЛЯ. Конечно, фашистов там не было. Еще бы. Все антифашисты. Мы тоже с матерью. (Воспроизводит антифашистский жест – рука согнута в локте, кулак обращен к зрителям.)

САША. Вот-вот. Этой моей теще и вернуться было некуда, тесть из ссылки прибыл с новой женой и ребенком. И вскоре скончался. Мачеха эта мою жену и в дом не пригласила помянуть. А моя жена не такой человек, чтобы требовать наследство. И какое там наследство? Ничего вообще не требовала для себя, все для других. До сорока двух лет дожила, ничего не нажила. Ни профессии, ничего, даже денег. Трое детей. Две девочки и мальчик, восемнадцать, восемь и шесть маленькой.

ГАЛЯ. По-нят-но. Есть хочется. (Оглядывается на Лору.)

САША. Денег не дам.

ГАЛЯ. Понятно.

САША. Хлеб с колбасой есть.

ГАЛЯ. Валяйте давайте. (Едят стоя.) Голова прямо как котел. Болит и болит. (Отходит и делится с Лорой. Возвращается.)

САША. Пить надо меньше водку.

ГАЛЯ (оторвавшись от еды). Вы так думаете?

САША. И врать меньше.

ГАЛЯ. Я не врала, ты что.

САША. Вот. А моя жена мне никогда не врет, ни слова не наврала. Я ее избавил от одного там полковника, фамилия Дуб. А что она может, она сама молодая тридцать один год, медсестра. Ничего. Теперь у нас сыну восемь… девять месяцев. Никто не сунется.

ГАЛЯ. У меня температура, дядя Саша. Голова болит. Дайте на билет.

САША. Девочка, ой, смотри, себя потеряешь.

ГАЛЯ. Я студентка.

САША. Ведь ты будущая мать. У тебя будут дети.

ГАЛЯ. Ты что, дяденька. Пугаешь.

САША. Что ты расскажешь им о своем прошлом?

ГАЛЯ. То же, что и ты.

САША. Я воевал! Всю жизнь работал! У меня трое детей, одна как ты. Восемнадцать лет. Даже четверо! (Пауза.) Четверо… детей.

ГАЛЯ. Я тоже работала, это-то я понарасскажу много.

САША. Ну и как же ты дошла, что ни копейки? Трудовой человек?

ГАЛЯ. А судьба.

Входит уборщица Лида.

ЛИДА (весело). Во у меня сторожа. Во как мне лохмотье мое охраняют и швабру. Парочка, свинья да ярочка. А я вас не знаю.

САША. И куда же ты теперь? Эх-ох.

ГАЛЯ. Оставь, отвяжись.

ЛИДА. Он оставит. Покинул волк кобылу, оставил хвост да гриву.

ГАЛЯ. Тетенька, на ночь не пустишь?

ЛИДА. На время иль на час?

ГАЛЯ. На ночь.

ЛИДА. Да я вас не знаю. Одна или вдвоем?

ГАЛЯ. Вдвоем.

ЛИДА. И то. Я приберу в зале. Жди меня. Деньги… пять рублей.

ГАЛЯ. А далеко живешь?

ЛИДА. Жаворонки платформа. Вперед по кочкам.

ГАЛЯ. Далеко.

ЛИДА. Так три рубля давай. Чего.

ГАЛЯ. Ладно.

ЛИДА. Деньги-то дашь?

ГАЛЯ. А откуда я знаю, куда ты с ними пойдешь.

ЛИДА. А я тебя не знаю.

ГАЛЯ. Да я у твоей сменщицы ночевала, у тети Дуси на Лесной. У нее теперь грузины с Палашей живут.

ЛИДА. Если бы я в Москве жила… то я бы тоже по червонцу брала за коечку. С Палашей с рынка, это богатые. С Тишинки тоже, но их Жаворонки не устраивают. Ну, жди тогда. Пока я грязь буду возить.

Входит Московский ХОР. Скорикова раздает партии, раздается отдаленный туш духового оркестра, входит Дрезденский ХОР. Ребята в брючках-дудочках, в куртках в разнообразную клетку, в одинаковых буршевских фуражках. Появляется Катя.

КАТЯ (Лоре). Пошли домой.

ЛОРА. Не пойду.

КАТЯ. Пойдем, я тебя умоляю. Девушка, извините, как вас зовут, пусть она идет домой.

ГАЛЯ. Она придет попозже.

КАТЯ. Что значит позже? Она девочка еще, ей здесь нечего делать… Скорикова! Какой пассаж!

СКОРИКОВА. Погоди. (Оглядывает помещение.) Сейчас некогда.

КАТЯ. Тебе позвонил?

СКОРИКОВА. Кто еще?

КАТЯ. Этот человек.

СКОРИКОВА. Позвонил. Говорил что-то про рубашку и про какие-то блины. Странный какой-то.

КАТЯ. Хочет сходиться.

СКОРИКОВА. С тобой?

КАТЯ. Ты что!

СКОРИКОВА. А меня откуда знает?

КАТЯ. Я посоветовала.

СКОРИКОВА. Ты видишь, сейчас некогда. Я зайду. Баранова, Сулимова, вам на двоих одна партия, вернуть.