На языке животных. Как они общаются друг с другом и как нам научиться понимать их - Карстен Бренсинг

Наши устаревшие представления о животных

До 1850 года

Недавно мне посчастливилось написать 30-страничное развернутое предисловие к новому изданию «Жизнь животных» Альфреда Брема. Благодаря параллельному исследованию мне действительно стало понятно многое, что раньше казалось загадочным и ненаучным. Но об этом позже, потому что сначала мы отправимся в путешествие в далекое прошлое.

Примерно 70–60 тысяч лет назад у наших предков возникла серьезная проблема. Места их обитания в Африке становились все более засушливыми. В то время как сушу Северного полушария все больше и больше покрывал лед с севера, ландшафт вокруг экватора высыхал. В Африке внезапно осталось мало мест, где могли выжить наши предки. Генетики вычислили, что в тот период все человечество сократилось до чуть более 2000 особей[257]. Как вид мы оказались на грани исчезновения.

После более чем 100 тыс. лет истории человечества, на протяжении которых практически ничего нового не происходило, кроме того, что наши предки освоили простые каменные орудия труда, наша культура взорвалась. Предположительно тогда возникла та самая поведенческая черта, которая сделала нас настолько успешными – человечеством. В отличие от всех остальных животных, нам нравится подчиняться сообществу[258]. Это сплотило нас, а вместе мы становимся сильнее.

С помощью хитрости и соответствующей стратегии наши предки внезапно смогли одолеть более крупных и сильных животных. Таким образом, несмотря на ледниковый период, мы смогли покинуть Африку и продвинуться дальше на север. В соответствии с правилом Бергмана, которое гласит, что крупные животные с относительно небольшой поверхностью тела тратят меньше энергии, чем мелкие животные с относительно большой поверхностью тела, наши предки противостояли гигантским представителям мегафауны, которые приспособились к условиям ледникового периода.

Благодаря стратегически спланированным совместным действиям они успешно охотились на мамонтов, сайгаков, саблезубых кошек, пещерных львов и пещерных медведей и превратились из добычи в самого опасного хищника на Земле.

Наши предки бросили вызов природе и выжили вопреки всему. Возможно, поэтому и не удивительно, что преодоление природных невзгод и эксплуатация других животных укоренились в нашем представлении о себе. Палеодиета была характерна для периода нашего ухода из Африки и следующих 30 тысяч лет, которые потребовались для расселения по всему земному шару. Такая диета, с преобладанием мяса, сейчас превозносится как естественная и свойственная нашему виду пища. Но это не так, учитывая почти три миллиона лет эволюции нашего вида, а результаты современных исследований в области питания побудили в 2015 году Всемирную продовольственную организацию выступить с предостережением относительно современного уровня потребления мяса. Канцерогенный эффект красного и переработанного мяса подтвержден документально так же хорошо, как и вредные последствия от никотина[259]. Лишь один взгляд на наши недоразвитые клыки в зеркале должен бы переубедить приверженцев палеодиеты. Несмотря на то что люди питались в основном растительной пищей, они по-прежнему убивали животных всякий раз, когда это было нужно. Это было обычной практикой еще в XII веке нашей эры.

Подобно тому как промышленная революция в XIX веке казалась большинству людей решением всех проблем, так в XII веке правосудие стало востребовано через суды. Кроме действовавшего права сильного, теперь появилась власть, которая решала, что правильно, а что – нет, руководствуясь моральными правилами. Из-за такого развития судебной системы наказание несли не только люди, но и животные. Между XIII и XVIII веками во многих европейских странах судебные процессы против животных были вполне обычной практикой, и если вина была доказана, то животных соответственно наказывали.

Однако наказание было не только карой виновного, оно также должно было предостеречь других животных от совершения преступлений. Потому свинью могли повесить, корову забросать камнями или изгнать целую популяцию мышей.

Но даже тогда эта практика подвергалась критике. Ученый-правовед Филипп де Бомануар в 1283 году критически отозвался о подобной судебной практике, заметив, что преступление может быть совершено только умышленно. Однако это замечание не нашло отклика, судебные процессы над животными были слишком прибыльными. Если вы хотите больше узнать об этом, то рекомендую прочесть книгу Питера Динзельбахера «Неизвестное средневековье. Суд Божий и процессы над животными», из которой я и позаимствовал примеры[260].

Спустя 500 лет точка зрения Филиппа да Бомануара была принята обществом, и животных больше не обвиняли в суде. Вместо этого наука поставила перед собой задачу понять и систематизировать животный мир.

Может быть, у вас, как и у меня, в голове крутятся имена известных личностей. Давайте посмотрим, кто поможет нам в нашем небольшом путешествии в эпоху Просвещения: Иммануил Кант (1724), Иоганн Вольфганг фон Гете (1749), Александр фон Гумбольдт (1769) и Чарльз Дарвин (1809). Двое последних сыграли особую роль как представители целого поколения натуралистов. В своих путешествиях они следовали идеям Карла фон Линнея (1707), которые он сформулировал в книге «Система природы» – классифицировать живые существа и подробно описать их внешний вид, строение и функции.

Благодаря этим путешествиям появились большие зоологические коллекции, которыми мы сегодня можем восхищаться в музеях естественной истории. Однако подавляющее большинство их экспонатов хранится в кондиционируемых подвалах. При этом современный посетитель музея ожидает гораздо большего, чем просто чучела животных и пришпиленные булавками бабочки. Но в то время страсть исследователей к коллекционированию легла в основу теории изменения видов Жана-Батиста де Ламарка (1744), которая была опубликована в 1809 году. Эти идеи стали фундаментом для переосмысления взглядов. Происхождение жизни больше не сводилось к акту сотворения мира, оно стало результатом естественного развития. Был открыт путь для теории эволюции Дарвина и Уоллеса 1859 года.

Но вернемся к тому, как воспринимали животных в то время. После нескольких столетий, когда животные должны были отвечать за свое поведение, естествознание представило более реалистичный образ животного. Кант четко разграничивал разумного человека и неразумных животных, управляемых инстинктами, а подход Линнея к классификации живых существ был основан на научном интересе к строению тела.

Так как довольно сложно изучать внутреннее и внешнее строение тела животных на живых существах, в ученых пробудилась страсть к охоте. Благодаря классификации Линнея стало возможным систематизировать даже древние останки.

Предложенная Линнеем система позволяла сохранить память о первооткрывателе вида. Либо новый вид животного или растения указывался сразу после его имени, либо, по крайней мере, можно было указать себя в качестве первооткрывателя сокращением рядом с названиями (пример бинарной номенклатуры Линнея: Nerium oleander L. = вид