Материнство - Шейла Хети

* * *

В квартире мужчины, продававшего нам стулья, не было почти ничего – белые стены и кое-что из мебели. Когда Майлз уже грузил стулья в машину, продавец сказал, что не принял бы новую пару обуви, будь у него что-то на ногах. Он видел, как люди стремятся строить жизнь, как переезжают в большие города, как делают карьеру, покупают автомобили и обстановку, налаживают связи и заводят друзей. «Желания строят жизнь», – предупредил он. Если следовать желаниям, собранное ради их удовлетворения в конце концов накроет тебя с головой.

В мешанине желаний должны быть те, что ждут своего часа, и те, которые вообще ничего не желают. Одни хотят заполнить всю свою жизнь, другие – опустошить ее, встряхнуть так, чтобы вывалилось все несущественное и незначащее.

«Что вас мотивирует?» – спросила я. «У меня нет никакой мотивации, – ответил он. – Я живу очень просто и скромно. Работаю. После обеда сплю. Меня не интересуют приключения».

* * *

В машине, по дороге домой, Майлз сказал: «Конечно, растить детей – дело нелегкое, но непонятно, почему работа, которую ты придумал для себя самого из чистого себялюбия, считается достойным делом. Точно так же можно выкопать яму посереди перекрестка, а потом начать закапывать ее, заявляя во всеуслышание, что, мол, важнее этой работы нет ничего в целом мире».

* * *

Я знаю, что чем дольше работаю над книгой, тем меньше вероятность, что у меня будет ребенок. Может быть, я и пишу для того, чтобы пристать к другому берегу, бездетному и пустынному. Эта книга – профилактика. Эта книга – барьер, который я возвожу между собой и реальностью с ребенком. Возможно, на самом деле я строю плот, который унесет меня так далеко, где уже никто не станет задавать никаких вопросов. Эта книга – спасательный плот, который доставит меня туда. Ничего другого и не требуется – никакого океанского лайнера, вполне достаточно скромной лодки. Мне бы только ступить на другой берег – и пусть мое суденышко развалится на кусочки.

Месячные сбиваются с графика. Еще год назад они наступали четко по расписанию, через каждые двадцать восемь дней. Теперь отстают то на два, а то и на три дня. Видеть такой сбой в готовности к воспроизводству печально. Время уходит. Время тикает для женщин.

Зато мужчины, похоже, живут в безвременной реальности. Для них такого измерения, как время, не существует – только пространство. Представьте себе, каково жить в пространстве, но не во времени! Вставляешь член в пространство, и чем он больше, тем оно уютнее. Если член очень большой, то и пространство – а следовательно, жизнь вообще – очень уютное. И представьте, что член очень маленький, – какой огромной и непознанной должна быть вселенная для человека с маленьким членом! Но если член у вас здоровенный, самый большой из всех, что вы встречали, то и беспокоиться не о чем.

У женщин другая проблема. Четырнадцатилетняя девушка похожа на великого Мидаса – столько у нее возможностей подвергнуться изнасилованию и родить детей. Срок жизни женщины – около тридцати лет. Понятно, что за эти тридцать лет – от четырнадцати до сорока четырех – все и должно быть сделано. Нужно найти мужчину, родить детей, запустить и разогнать карьеру, избежать болезней и собрать достаточно денег на личном счете, чтобы муж не смог спустить все семейные сбережения. Но чтобы прожить целую жизнь, тридцати лет мало! Слишком мало времени на все. Если я потратила отпущенное мне время только на одно дело, то именно за это я себя и упрекну. Придет день, и я подумаю: «Какого дьявола ты растратила эти годы на расстановку запятых?» Как можно было быть такой наивной в отношении времени, главной сферы, в которой живет женщина? Сколько всего я не сделала, скольким пренебрегла только лишь потому, что не желала принять очевидное: во-первых и в-главных, я – женщина.

Вы, женщины, желающие жить в сфере пространства, а не времени, увидите, каких даров ждала вселенная. Увижу ли я? Да. Достаточно просто оглядеться. Но некоторые женщины счастливы! Зато другие несчастны. Как узнать, буду ли я счастлива? Ты ничего не узнаешь, пока не будет слишком поздно.

* * *

Когда я была маленькой, мама часто говорила: «Знаешь, в моей семье у женщин всегда были мозги». Поэтому и я всегда хотела быть умной, быть словами на странице.

* * *

У меня осталось детское воспоминание о фотографии в рамке, которую мама держала на пианино. Это была единственная сохранившаяся фотография ее матери. На снимке Магде 12 лет, она стоит в студии со своими родителями и младшими братьями. Все худые, никто не улыбается. Семья была настолько бедная, что денег на обувь для мальчиков не хватало, и фотографу пришлось дорисовать ботинки на бумаге: тонкие серые линии изображали шнурки, дырочки, кожу. Лицо у бабушки такое же, как у меня. В двенадцать лет мы с бабушкой выглядели одинаково.

В детстве я часто задумывалась вот над чем: если мы так похожи лицом, то, может быть, мы похожи в чем-то еще? Может быть, у нас одни и те же мысли и чувства? Может быть, душа моей бабушки, протянувшись через разделившие нас годы, нашла прибежище во мне?

* * *

Моя мама никогда не могла угодить своей матери: по мнению бабушки, она была недостаточно умной, получала не самые лучшие оценки. Мама трудилась в пятьдесят раз усерднее других и даже прониклась мечтами бабушки, как своими. Делала все, чтобы угодить матери, даже когда сама стала матерью и даже когда ее мать умерла. Всю свою жизнь моя мама прожила, повернувшись к своей матери, а не ко мне.

* * *

Насколько дальше своей матери ты надеешься зайти? Совершенно другой тебе не быть, так что стань чуть измененной ее копией и не напрягайся. Тебе вовсе не обязательно обладать всем, чем обладала она. Почему бы не пожить как-то иначе? Отступи от повторяющегося образца, которому следовали твои бабушка и мать, проживи немножко по-другому. Жизнь – это всего лишь предложение, которое ты делаешь, проживая ее: «Нельзя ли прожить вот так?»

Потом твоя жизнь кончится. Позволь же душе, что переходила от матери к матери, попытаться прожить в тебе новой жизнью. Вечно своей жизнью жить не будешь. Испытание жизнью однократное, и оно конечно. Так дай же душе, что перешла к тебе от матери, шанс прожить жизнь в тебе.

Став хранителем души, перешедшей от твоих матерей, сделай ее испытание чуточку легче. Обращайся с ней по-доброму, ведь на ее долю выпали трудные времена. Впервые за многие поколения душа может помедлить и по-настоящему свободно решить, чем ей заняться. Почему бы не отнестись к ней заботливо и нежно? Она так много всего перенесла – почему бы не позволить ей отдохнуть?

Сегодня слез мало, хотя вчера мне весь день грозили пролиться. И все-таки какое-то давление осталось, какая-то сухость вокруг глаз.

Кто-то проклял меня, и мою маму, и ее мать. Проклявший нас давно умер, а проклятие повернуло меня к тому, чтобы излечить мамину печаль, как повернуло ее излечить печаль ее матери. Жизнь моей мамы свелась к решению проблем Магды, появившихся из-за проклятия. Я приняла проклятие как собственное. Мы не стремимся к счастью в браке. Не ищем счастья в детях. Прежде всего мы думаем о нашей работе, как справиться с материнскими слезами. Моя бабушка не хотела бы видеть свою дочь в печали и не хотела бы, чтобы ее печаль передалась мне. Никто из тех, кто прошел через то же, что и она, не хотел бы, чтобы семья несла эту печаль.