Кольцо принца Файсала - Бьярне Ройтер

Вооружившись ножичками, люди выстраивались в очередь перед сценой.

Снова появился пожилой мужчина в черной шляпе. Он пририсовал себе от глаз к подбородку длинные черные линии, отчего его лицо приняло несчастное выражение.

Публика заволновалась, в воздухе запахло опасностью. Поддавшись общему настроению, Том шагнул вперед и с тревогой уставился на занавес, который в этот момент отъехал в сторону.

Глазам зрителей предстала круглая, как колесо, деревянная плита. К плите крепились четыре крепких кожаных ремня.

Старик-конферансье поклонился и протянул руку в сторону кулис, оттуда появился человек. На его лице была черная маска, а большая часть его тела была скрыта под серым панцирем. Руки и ноги были обнажены и покрыты ужасными шрамами.

При виде этого человека некоторые посетители тут же бросились искать выход, но остальные лишь плотнее придвинулись к сцене.

– Господа, – начал пожилой, – позвольте представить вам Жака Эмиля Морта из Марселя.

Послышались аплодисменты. Одни хлопали как сумасшедшие, другие – с какой-то странной апатией, словно только и ждали, пока закончится вступление и начнется самое интересное.

Человека в маске ремнями привязали к колесу, зазвучала барабанная дробь. Двое подручных насадили колесо на ось. И оно начало вращаться. Все быстрее и быстрее крутилось колесо, и все громче и громче гремела барабанная дробь.

Мужчина в черной шляпе стоял на сцене, держа в поднятой руке жезл, и когда колесо завертелось так быстро, что стало уже невозможно отличить одну ногу привязанного к нему человека от другой, он опустил руку с жезлом вниз.

Публика взревела, и те, в чьих руках были ножи, вскочили на ноги.

Игра с живой мишенью началась. Большинство попадало в деревянную плиту, некоторые вообще промахивались, но пара-другая ножей воткнулась-таки в руки и колено привязанного человека.

Но Том был уже снаружи и всей грудью жадно вдыхал успокаивающую прохладу ночного воздуха. Происходящее внушало ему отвращение, и он уже жалел, что упросил кузнеца взять его с собой.

Снова зазвучала барабанная дробь.

Том решил найти своего мастера и вернулся в залу, где замершие люди сидели, точно восковые фигуры.

С лица человека сняли маску. Его бледное лицо, словно нимбом, было окружено ореолом длинных черных волос. Один глаз его скрывался под повязкой, зато другой горел безумием.

Народ уже стоял ногами на скамейках.

Том сделал три шага вперед и почувствовал, как его колени затряслись. Колесо снова пришло в движение.

Теперь не было никаких сомнений в том, что в этом действии участвовал самый настоящий безумец, который на потеху толпе готов был рисковать своей жизнью.

Один за другим ножи вонзались в дерево. И тут колесо начало замедлять свой ход. Шансов у метателей ножей прибавилось. Назад возвращались лишь те, кто случайно забыл последний ножик на столе. Никого из этих людей уже не интересовали конечности самоубийцы. Теперь их мишенью стало его лицо.

Ножики со свистом рассекали воздух и вонзались в волосы мужчины. Вскоре не хватало только одного. Одного-единственного ножа. Колесо уже почти перестало крутиться. Последний метатель ножа упал на колено и прицелился.

В последнюю долю секунды Тому показалось, что они с человеком на колесе посмотрели друг другу прямо в глаза, прежде чем нож со свистом рассек воздух и впился мужчине в ухо.

Ликованию публики не было предела.

Потом мужчину увели за кулисы, и многие посетители покинули заведение.

Том незаметно прокрался за сцену. Дождавшись, когда мужчина останется один, Том выступил из тени и приблизился к лавке, где он лежал.

– Наконец-то я нашел тебя, Рамон, – произнес он.

Поначалу от испанца невозможно было услышать ничего вразумительного.

Он как безумный вращал глазами и бормотал что-то на странных языках. Том потряс его, но это не возымело никакого действия.

– Вода, вода, – стонал Рамон, – вода заливает меня, она повсюду, бесконечный океан воды. Я дрейфую, дрейфую.

– Посмотри на меня, Рамон, – велел Том, терпение которого было уже на исходе.

Испанец уставился в пространство перед собой.

– Кажется, я потерял зрение, – снова начал он бредить.

– Не болтай чепухи, Рамон, нож угодил тебе не в глаз, а в ухо, – сказал Том и внимательно посмотрел в правый глаз Рамона, который выглядел совершенно невредимым.

– Видения приходят и уходят, – забормотал испанец с каким-то странным акцентом.

– Посмотри на меня, Рамон, – велел Том, – разве ты меня не узнаешь?

– Мое имя Жак Эмиль Морт, я родился в Марселе. Я – артист, и моя работа – играть со смертью.

– Твое имя – Рамон, – вздохнул Том, – и чтобы найти тебя, я избороздил все Карибское море. Я уже почти год не был дома, так что давай заканчивай эту игру.

– Я слышу, ты говоришь по-испански.

– Да, я говорю по-испански, потому что моя мать наполовину испанка, а ты – родом из Кадиса, и теперь избавь меня, пожалуйста, от этой комедии.

– Я плохо понимаю по-испански, – простонал Рамон, – как, ты говоришь, тебя зовут?

Том стиснул зубы и зажмурился изо всех сил. Посидев так немного и обдумав ситуацию, он внезапно толкнул мужчину на бок и задрал на нем рубашку.

– Эти шрамы оставил на тебе ремень по кличке Хуан Карлос, – свирепо прошептал Том. – Посмотри на меня, Рамон! Я как-никак спас тебя от смерти, так что будь добр, бросай свои шуточки и давай поговорим серьезно.

Рамон растерянно уставился на Тома, но вдруг спрятал свое лицо в ладонях и зарыдал.

– Я ничтожество, – провыл он, – ничтожество!

Том вздохнул и протянул Рамону кувшин с водой, который тот осушил со страдальческим выражением на лице.

– Прости меня, мой дорогой мальчик, – всхлипнул он, – прости этот единственный глаз, для которого дневной свет скоро угаснет насовсем, так что остаток моих дней мне придется провести слепым с кружкой для подаяний. Прости этот глаз, что он не сразу признал своего спасителя и единственного друга. Дай мне посмотреть на тебя, Том.

Рамон поднес свечу к лицу Тома.

– Как же ты вырос и возмужал, твои волосы потемнели, но ты такой же, каким был в детстве.

– В каком детстве, Рамон? Ты меня в детстве не знал.

Рамон прилег обратно на лавку и прижал руку ко лбу.

– Сколько раз я просил Бога, чтобы он дал мне возможность снова увидеть тебя, Том. Во сне я был счастлив, как если бы дорога, по которой я шел, была усыпана перьями.

Том постучал себя по лбу.

– Путь, усыпанный перьями? Бред какой-то!