Чужая воля - Наталья Александрова

Я постаралась сказать это с максимальной уверенностью,потому что если бы Эрик усомнился и спросил меня, что это такое – картыЗеннера, то я бы имела бледный вид, ибо о Зеннере не имела ни малейшегопредставления. И что еще за карты – игральные, что ли?

– Пока оставим препарат в покое. Эти записки натолкнулименя на мысль, что над тобой кто-то осуществляет эксперимент, воздействует натвою психику.

Эрик изменился в лице. Еще бы, кому приятно узнать, что утебе в голове хозяйничает кто-то посторонний, да еще и явно с преступныминамерениями.

– Чужая воля, – пробормотал он.

– Слушай, не раскисай, – раздраженно прервала егоя, – у меня тоже положеньице – не дай Бог, но я не опускаю руки.

Совместное сидение на стиральной машине очень сближает,потому что мы с Эриком после этого как-то незаметно перешли на «ты».

Далее я весьма подробно, с отступлениями и повторениямирассказала ему про Луизу, про Еремеева, про тетрадку и синий «форд», проитальянского актера Волонте и про то, как мы с Горацием нашли записки ВалентинаСергеевича.

– Замечательный был старик! – восхитилсяЭрик. – Он мне всегда нравился. Но… постой, постой… Значит, сегодня утромвы с Горацием подверглись нападению бандита, потом Гораций его угробил…

– И мы пошли домой. А потом еще раз туда ходили сОлегом, – краем глаза я заметила как Эрик нахмурился при упоминанииОлега, – там никого не было.

– Они унесли труп или живого, но раненого, –неуверенно сказал Эрик.

– Правильно соображаешь.

– Трудно поверить, – он смотрел на меняскептически.

– А чужая воля? – прищурилась я.

– Что такое?

– Договорились же: я верю в твою сумасшедшую историю, аты – в мою. Я считаю, что ты – не врун и не псих, а ты – что я не истеричка ине выдумываю истории от одиночества, чтобы привлечь внимание интересногомужчины.

– Да-да, извини, – он передвинул свой стул поближеко мне. – Но если все так, как ты говоришь, то что ты теперь собираешьсяделать? Если записки важны для тех людей, то они не оставят тебя в покое.

– Естественно, – вздохнула я. – Но всепроизошло так быстро, я не успела ничего решить. Не будут же они братьприступом мою квартиру среди бела дня. И потом… может быть, они не поняли, чтоэто я отобрала у Еремеева чемоданчик? Он сказал по телефону, что он нашелтайник и находится он там-то. А потом разговор прервался, и когда они приехалина указанное место, то увидели, что чемоданчика нет, а Еремеев сломал шею. Какдумаешь, неужели они поверят, что слабая женщина могла справиться с такимкрепким мужиком? И Гораций вел себя очень аккуратно – не рвал, не кусал его, атолько сбросил вниз. Так что следов собачьих зубов на нем нету.

– Но тем не менее ночевать тебе в той квартиренельзя, – решительно сказал Эрик. – Ночью они запросто могут прийтипроверить, как и что.

Однако, ну и хватка. Но я тут же поняла, что Эрик ни о чемтаком не думает, просто беспокоится за меня.

– И записки нужно перенести сюда, и сам препарат.

– А Гораций?

– Ничего с Горацием не случится.

– Гораций не любит быть один! – воскликнулая. – Он будет тосковать. К тому же они могут забраться в квартиру ночью ипричинить ему вред.

– Ага, стало быть, тебе нужно ночевать там, чтобы вслучае чего защитить ротвейлера от бандитов, – усмехнулся Эрик.

– Я животное не брошу!

– Ладно, приведем его сюда, места много. Я сам схожу.

С величайшими предосторожностями мы спустились вниз полестнице, открыли дверь моей квартиры. Гораций лежал в коридоре и тосковал. Онтак обрадовался моему приходу, что даже облизал меня, чего раньше никогда неделал. Я чуть не прослезилась. В квартире Эрика Гораций сразу же по-хозяйскиустремился на кухню и умильно уставился на холодильник.

– Гораций, ты на двухразовом питании! – строгосказала я.

Он негодующе отвернулся. Эрик с интересом рассматривал содержимоечемоданчика.

– Думаешь, это и есть препарат ВалентинаСергеевича? – спросил он.

– А что же еще? Давай читать записки, узнаем, как онпопал в подвал дома, который построил Джек.

Мы чинно уселись рядышком за письменный стол, поделилистопку листков – я начала с того места, где остановилась. А Эрик – сначала.

«Горе и одиночество – плохой советчик, – читалая. – Когда прошло время после похорон, я окунулся в работу с головой.

Так мне становилось немного легче. С должности директораинститута я к тому времени уже давно ушел, еще до смерти жены. Официальносчиталось, что я заведующий лабораторией, но занимались мы только препаратомВ-17. Именно в то время я получил интереснейшее предложение: один из моихстаринных знакомых, человек несомненно порядочный, неплохой ученый и блестящийорганизатор, создал собственную фармацевтическую фирму и пригласил менявозглавить ее научный отдел. Он предложил мне очень высокую оплату, но это несыграло бы значительной роли в другие времена, однако я думал, что это даст мневозможность уйти из-под контроля тайного ведомства, в особенности – генерала Г.Удержать в институте они меня не могли – возраст давно пенсионный, уйти я мог влюбое время. Я держал в тайне свои переговоры о переходе в частную фирму, нолибо кто-то сообщил Г. об этом, либо он сам чувствовал, что работа наша можетуплыть из его рук, потому что, как я уже говорил, власти этой некогдамогущественной организации приходил конец, иву нас в институте, да и в другихместах на ее представителей уже смотрели косо. Тогда они решили действоватьнагло. Произошел такой случай – из моего лабораторного сейфа неожиданно исчезлобольшое количество препарата В-17. Все указывало на то, что это дело рук еслине самого Г., то его подчиненных, особенно мне не нравилась в этом деле рольтой женщины, А. Р. Однако их привилегированное положение не позволяло высказатьнаши подозрения вслух. История возмутила меня до глубины души: если побочныедействия препарата в условиях лаборатории хоть как-то находились под научным имедицинским контролем, то теперь джинн выпущен из бутылки и последствия этогопоступка могут быть ужасны. Кроме чисто медицинских аспектов использованияпрепарата меня беспокоили аспекты моральные. И даже, возможно, криминальные.Дело в том, что в последних сериях экспериментов, которые курировала А. Р.,она, давая одному из подопытных добровольцев значительно увеличенную дозу В-17,добилась того, что в момент действия препарата этот доброволец мог не толькопередавать свои мысли второму участнику эксперимента, но внушать их ему изаставлять выполнять свои мысленные приказы. У меня сложилось впечатление, чтоА. Р. особенно настаивала на продолжении этой серии экспериментов, посколькуони сулили ей возможности обогащения и власти.

У меня был крупный разговор с Г. Я сказал, что прекраснознаю о том, что он сам и его ближайшие сотрудники ведут свою собственную игру,им нет никакого дела до интересов государства, которыми они прикрываются. Что,создавая вокруг моей работы занавес секретности, который только мешает, они в тоже время не могут или не хотят предотвратить хищения препарата и не думают овредном воздействии В-17 на организм участников эксперимента. В завершениеразговора я заявил, что ухожу из института и прекращаю работу над препаратом.Г. пытался угрожать мне, но я предварительно заручился поддержкой своегознакомого – того бизнесмена, в чью фирму я переходил, и он прислал мнечеловека, отвечающего в его фирме за вопросы безопасности. Тот переговорил с Г.на понятном ему языке – языке угроз и шантажа. Мне, разумеется, было неприятното, что вокруг моей работы царит столь далекая от научной этики атмосфера, но яв тот момент считал наиболее важным вырваться из-под давящей опеки Г.и его ведомства, прекратить эксперименты с непредсказуемыми последствиями,и никак не ожидал, что попаду из огня да в полымя.