Женские сказки. Книга 2 - Юлия Ляпина

– О О Откуда тут гусли – самогуды?

Проскрипел один из байкеров, выплясывая нечто среднее между гопаком и чечеткой.

– Са-са Сашка швы зачищал!

– По-по получит гад!

– Нааадо отруубаать, стаарикоов мнооогооо.

Пропел третий волосатый тип, приноравливаясь к ритму танца.

– Дааваайй! Вмеестее!

Байкеры не сразу и не без приключений добрались до старенького синтезатора и аккуратно опрокинули все что смогли. В свалке гусли самогуды исчезли и разгоряченные лихой пляской гости расползлись по скамейкам – отдышаться, и осмотреть отдавленные ноги, поцарапанные руки и прикушенные языки.

Мироф погрозил сестренке пальцем и в ответ увидел острый розовый кончик языка.

– Так и знал, что это твои проделки Миррим!

– Ну же, Мироф, не стоит быть таким суровым, улыбнись!

– Ты не понимаешь, у этих ребят здесь практика, дипломная, между прочим!

– Тем лучше, смотри, они под шумок еще одну парочку отправили!

И Миррим смеясь, утянула Мирофа в густую тень отцветшей сирени:

– Пойдем, посмотрим, может быть, помощь понадобиться!

– Миррим, прекрати хулиганить, ну пожалуйста!

Не выдержал Мироф.

– Фи, братец, какой ты скучный!

Миррим резко затормозила, развернулась, ухватила волшебника за уши и жарко поцеловала:

– Отвлеки меня, шепнула она, и наконец, увидь во мне женщину!

– Миррим! Ты моя сестра!

– Врешь! Я тебе даже не родственница! Бабушка мне все рассказала, а ты, ты просто идиот! Я столько лет боялась, что ты заметишь, что поймешь! Чурбан ты бесчувственный!

И Миррим снова прижалась губами к приоткрытому в попытке объяснить что-то рту волшебника.

– Тссс, я тебя, наконец, поймала, и не отпущу, сопротивляйся, если можешь!

И девушка одним гибким движение обвилась вокруг мужчины точно лиана, продолжая жарко целовать. И Мироф сдался, прошлое давно пора оставить в прошлом! Подхватив легкую фигурку под бедра, он с места шагнул в глубину куста и вышел в спальне своей квартиры.

– Прости, шепнул он в пахнущие травами и медом волосы, я так долго бегал от тебя, что ничего лучше не придумал.

– Дурачок, мне все равно, главное – мы вместе.

Анька проснулась, получив ощутимый удар в бок.

– Мммм, что такое?

Чугунная голова требовала бережного отношения, а тут в нос ударил целый букет запахов, основой которого был кислый запах теста и горьковато – дымный, человеческого жилья.

– А ну, вставай бездельница!

Еще один пинок прилетел в многострадальные Анькины ребра. И комок тошноты явно запросился наружу.

– Печь не топлена, воды нет, вставай, кому говорят!

Удивленно оглядевшись, Анна медленно встала – тело затекло и отдавалось болью в неожиданных местах. Дощатые стены, кое-где покрытые инеем, куча трепаного хлама на полу, и полная размалеванная бабища, едва достигающая ей плеча.

– А ну, шевелись, немочь злая!

Под толстым слоем белил и румян прятались узкие, утонувшие в щеках голубенькие глазки, короткие реденькие реснички под нарисованными углем черными бровями возмущенно трепыхались. Бабища размахнулась, но Анька увернулась, запуталась в неожиданно длинных юбках и шлепнулась, едва успев подставить руки, за что получила еще тумаков и приказ пошевеливаться.

С этой минуты Анька именно так стала представлять себе ад: лютый холод и дымный чад, бесконечные ведра, с водой, с помоями, с пойлом, с молоком, и снова с водой. Руки сводит от холода, в дыры на одежде задувает ветер, вязанки дров оттягивают руки, плохо отмытая корка теста стягивает кожу до болезненных трещин, а смазать их нечем.

Едва увидев, что девушка присела мачеха тот час находила работу, а вечером, когда все отправлялись спать ее усаживали над мешком с шерстью – выбирать наощупь соринки, твердые семена трав и дохлых насекомых. Худощавый мелкий мужичок, молчаливый и робкий иногда совал ей кусок хлеба или печеную репку, а однажды даже пирог с капустой. Низенькая, поперек себя шире девчонка, чуть младше Аньки целыми днями проводила за «благородными рукоделиями», низала бусы, да лениво и небрежно расшивала алыми нитками рубаху.

Через пару недель такой жизни Анька выработала ритуалы – обманывая голод, пила горячую воду, руки согревала в теплой барде для свиней, в дырявые валенки напихала оческов потолще, а из трех оборванных платков накрутила под юбками штаны и топ. А главное, стала пропускать над головой вечные попреки, что первое время давалось ей очень тяжело – она привыкла быть любимой, младшенькой, все попреки за двоих доставались обычно Машке, а тут каждое действие сопровождали шлепки и пинки, и злые слова, ранящие в самое сердце.

Еще через неделю она потихоньку в бане выстирала все свои тряпки и оставила их там же на ночь – сушить, да и сама спала тут же, спасаясь от холода. Руки обильно смазала постным маслом, стянутым из светильни, и всю следующую ночь штопала лохмотья, иногда рыдая от злости и невозможности собрать во что-нибудь пристойное разваливающиеся в руках лоскуты.

Постепенно становилось легче – приноровившись к работе, Анна стала выкраивать минутки на отдых и размышления. Где я, как я сюда попала и как отсюда можно выбраться? Присматривалась к окружающему ее миру и его законам, которые даже толстопузая коротышка – мачеха нарушать не смела.

Например, женщина провожала мужа сама – сама открывала ворота и встречая его, или хотя бы стояла в дверях с корчагой горячего напитка. Так же идти должна была за мужем или любым другим старшим родственником. Девиц одних на улицу не выпускали, если хоть немного берегли, а вот стайкой – пожалуйста.

Наибольшей свободой пользовались почтенные небедные вдовы или матери больших семей живущих под одной крышей. Анька с изумлением смотрела на все это, и однажды в ее голову вплыла мысль, что единственный выход – выйти замуж! Сейчас она в законном рабстве у родителя и его жены, а выйдя замуж должна будет подчиняться свекрови и мужу, но ведь можно и сироту найти, или парня из семьи побогаче. Все ж полегче будет и с едой и с теплом.

План был дерзок невероятно, и требовал огромных усилий, но Анька не хотела умирать безгласной рабыней, и принялась стараться. Однажды заловила отца в тот момент, когда он собирался на ярмарку, и потребовала от него ткани на сарафан и сорочку, ленту в косу и новый гребень.

Старик вроде бы и струхнул, но после пары энергичных фраз уразумел ее замысел и даже приободрился. И с каждой поездки начал привозить ей понемногу нужных вещей – воску для светильни, ниток и иглу, маленький острый ножичек для раскроя ткани, а потом и само полотно.

Жить становилось легче – потеплело, снег стаял, а еще через пару на влажных проплешинах земли пробились зеленые стрелки травы. Руки постепенно заживали, частый гребень помог расчесать волосы и заплетать их в обычную девичью косу, и сарафан понемногу шился.