Нектар любви - Энн Имз

— Откуда ты знаешь?

Дженни долго думала, что ответить.

— Если б он действительно любил меня, неужели бы не позвонил хоть раз за все эти дни? — спросила она больше себя, чем Саванну. — Если ему нужно уединиться, чтобы подумать, неужели он не мог сказать хоть два слова перед тем, как уехать? — Она смотрела на Саванну в надежде, что у той есть какой-то волшебный ответ, который сразу все поставит на место, но подруга только с видом соболезнования склонила голову. — В последний раз, когда мы разговаривали по телефону, он бросил трубку.

— Ты об этом с Мэри или с Баком говорила?

— Шейн не разговаривал с ними перед своим отъездом. Что же они могут мне сообщить?

— Не знаю… Но должны же они хотя бы предполагать, что он задумал? — Саванна взяла Дженни за руку. — Пойдем вместе. Я попрошу Ханну посидеть с ребенком.

Дженни колебалась, Саванна упорно тянула ее за руку.

— Я уже больше недели не выходила из дома, надо же мне прогуляться! — настаивала она. — Ну, идешь?

Дженни наконец решилась.

— С каких это пор ты стала такой настойчивой?

— От своей подруги научилась, от кого же еще? С кем поведешься…

Саванна рассмеялась, и они пошли вниз, на первый этаж, искать Ханну.

Уже когда стало темнеть, Шейн вырулил на шоссе № 90 и поехал на юг. До пересечения с дорогой в сторону резервации оставалось еще миль пятнадцать. Маленькие магазинчики были закрыты. Ветхие крошечные строения, располагавшиеся вдоль узких улиц, все требовали ремонта. Он проехал мимо открытой площадки, где обычно проходили праздничные церемонии племени. Шейн был там раз, в детстве, на ежегодном празднике племени. Тогда ему все казалось красиво, празднично. Бак взял его с собой на родео и пляски Солнца, и они ночевали в одном из вигвамов — их не меньше тысячи тогда поставили, специально для праздника. Отец в очередной раз работал в Энн-Арбор и, когда вернулся, был недоволен, что Бак увез его, и больше ему не разрешали ездить в резервацию.

Шейн остановил машину, включил лампу в салоне и стал в который раз рассматривать нарисованный от руки план. Рядом лежал сотовый телефон. Он посмотрел на него, припоминая, когда и с кем в последний раз говорил.

Дженни. Что она, интересно, о нем думает?

Уже не в первый раз его мысли возвращались к ней, хотя сейчас она представлялась ему нереальной, как и весь мир. Такой же нереальной, как Райдер и Джош. Они только наполовину ему братья, и, наверное, не знают этого. Или знают?

Максвелл Мэлоун — его отец? Или делает вид?

В последние несколько дней Шейн много размышлял о школе, о детстве. Еще Джош не появился на свет. Отец тогда уехал в университет Мичиганской больницы, преподавать. Он приезжал домой на выходные, но не каждый раз, а изредка. Их отношения с матерью были очень натянутыми. Шейн думал, что отец с матерью просто поссорились и это пройдет. Как раз в это время Бак учил Шейна ухаживать за лошадьми, и как раз в это время отец и Бак перестали разговаривать.

Телефон на сиденье снова привлек его внимание, но Шейн твердо решил не звонить. Завтра он поедет домой и сам все объяснит Дженни. Пусть она посмотрит ему в глаза, узнает горькую правду, которую он переживал в течение последних четырех дней. Дженни, наверное, рассердится на него, но, конечно, ненадолго. Она поймет, почему он сначала должен был сам во всем разобраться, со всем своим наследием, а потом уж сообщить ей.

Шейн заставил себя сосредоточиться на карте и понял наконец, что ранчо Чарли находится в нескольких милях к югу от фактории и последнего места стоянки Кастера, между скоростной автомагистралью и рекой Литл-Биг-Хорн. Выключив освещение, двинулся в путь. Он старался не делать резких движений, потому что сил у него за четыре дня голодовки заметно поубавилось, а руки как будто налились свинцом.

Наконец впереди, на значительном расстоянии от шоссе, Шейн увидел очертания простого дома, слева от которого располагались небольшой загон для скота и сарай, а справа, у реки, виднелся высокий белый вигвам. Между домом и вигвамом, как дымовая завеса, расстилалась пелена дыма. Шейн припарковал машину у дома и по снегу направился туда, где горел огонь. Подойдя к вигваму, он увидел старую иву, ветви которой были сплетены таким образом, что образовывали некое подобие купола. Внутри этого сооружения лежали шкуры, образуя удобную подстилку. На бельевых веревках висели куски полотна и мешковины. Чарли уже жестом зазывал Шейна.

Шейн посмотрел на небо — там сияла огромная полная луна. Его стала пробирать дрожь. Сейчас должно произойти нечто таинственное, магическое, что-то такое, что очистит его измученную душу.

Чарли палкой пошуровал раскаленные камни в очаге и заговорил без всякой подготовки:

— Сначала мы накроем парильню кусками полотна. Они сейчас промерзшие, жесткие, но огонь их нагреет, и они станут помягче. — С этими словами Чарли стал накрывать холстинами каркас, а за ним и Шейн, следуя его примеру. Наконец вся поверхность сооружения, кроме входного лаза, была закрыта, и они забрались внутрь.

В парильне с одной стороны лежали нетолстые бревна на двух подставках. В центре земляного пола, покрытого шкурами, располагалась яма, а рядом — большой металлический чан с кипящей водой и веник из веток какого-то дерева, с листьями.

Чарли наложил в яму раскаленных камней из очага, а затем они вместе с Шейном закрыли холстиной входное отверстие.

Согласно предварительной договоренности Чарли должен был какое-то время побыть с Шейном внутри, а затем, без особого предупреждения, оставить его одного. Через некоторое время Чарли, который будет ожидать конца ритуала внутри дома, услышит, как отъезжает машина Шейна, и таким образом удостоверится, что Шейн не уснул в парильне после того, как камни остыли. Они поговорят, но потом, потому что этот вечер предназначен только для медитации, для того, чтобы услышать Великого Духа и свой внутренний голос.

Чарли опустил веник в чан с кипящей водой, брызнул на раскаленные камни. Раздалось короткое шипение, и тотчас горячий пар, насыщенный острыми мускусными запахами земли и шкур, стал наполнять пространство. Когда камни перестали шипеть, Чарли добавил новых, раскаленных, опять побрызгал водой и незаметно, без единого звука, вышел.

Был ли причиной тому голод или горячий пар, заполнивший все пространство, или то и другое вместе — неизвестно, но Шейн почувствовал, что гнев, раздражение, обида на предательство отца потихоньку покидают его, освобождая место для чего-то лучшего. В какой-то фантастической смеси видений он разглядел лицо Дженни, вспомнил слова ее признания. И решил, что ради нее, и ради себя тоже, он будет сидеть здесь столько, сколько понадобится, пока не обретет мир в душе.

Дженни по очереди подходила ко всем, прощаясь. Она старалась держать себя в руках, чтоб не расплакаться. Все, что нужно было сказать, было сказано. Встреча с Баком и Мэри не принесла ничего нового. Как и предполагала Дженни, они не знали, куда и почему уехал Шейн и где он может быть. Хотя оба что-то прикидывали в уме и, похоже, о чем-то догадывались.