Исповедь - Леонид Левин

— Спасибо, капитан, — Подала руку и поцеловала в щеку второго пилота.

— А мы ведь так и не познакомились… — Начал было капитан, галантно поцеловав ручку и задержав ее в своей ладони.

— Это не убежит. — Командир прервал изъявление любезностей. — Познакомимся поближе в нормальной обстановке. Еще успеем надоесть друг другу в гарнизоне. А сейчас — домой. Видишь — она вся дрожит. Старшой — до утра свободен. В десять ноль ноль — около диспетчера. Да, накинь куртку, прохладно.

— Спасибо. Это нервное. Перенапряжение последних дней выходит. Еще раз спасибо. До свидания, — Улыбнулась ребятам Вероника.

До свидания не получилось. Получилось расставание.

И наступила наша последняя ночь. На подвернувшемся частнике поехали в город. Вероника назвала водителю адрес. Ехали молча. Я думал, что везу Веронику к родителям. Было интересно познакомиться с ее удивительным отцом. Понять, что он за человек, вдвоем уговорить Веронику одуматься, переменить свое решение, остаться на Родине. Подыскивал слова, которыми попрошу у родителей руки Вероники. Пообещаю стать хорошим мужем.

Вероника сидела откинувшись на спинку сидения, закрыв глаза, бессильно бросив на колени безвольные руки. Сегодняшний день дался ей нелегко. Нервное напряжение спало, уступив место апатии.

Машина затормозила около серой типовой пятиэтажки. Приехали.

Расплатившись с водителем и подхватив вещи я поднялся вслед за Вероникой на третий этаж. После звонка дверь отворилась, но вместо родителей на площадку вышла молодая миловидная женщина, радостно кинувшаяся на шею Веронике. Расцеловавшись с подругой, удивленно посмотрела на меня и снова перевела взгляд на Веронику.

— Проходите, пожалуйста в комнату, нечего стоять в дверях. — Пригласила нас хозяйка.

Зашли, поставили в коридоре вещи, сняли куртки, повесили на вешалку.

— Покури на кухне, — Попросила Вероника, а сама потянула подругу в глубь квартиры. Они о чем-то минут десять шептались. Вышли заплаканные, грустные. Подруга на ходу натягивала плащ и прятала в сумочку скомканный носовой платок.

— Располагайтесь. Извините, но мне срочно надо уйти. Спокойной ночи. До свидания, — Произнесла подруга сбивчивой скороговоркой. Вероника закрыла за ней дверь на ключ и накинула зазвеневшую в тишине цепочку.

— Ну вот и все.

— Где же родители?

— Это квартира моей единственной и очень близкой подруги. Дружим с ней чуть ли не с ясель. Извини, но я специально не представила тебя. Так для вас обоих спокойнее. Прости, но к родителям решила тебя не везти. Не хочу лишних треволнений и героических описаний нашей эскапады. Не хочу вселять зряшные надежды. Не изменю принятого решения, не хочу лишних разговоров об этом с отцом. Все, что произошло, еще раз подтверждает — мне здесь, в этой стране делать нечего. Жаль, если я разрушила сокровенные планы. — Вероника нежно улыбнулась, провела рукой по моей небритой щеке. — У тебя в машине было такое открытое счастливое лицо, на нем все тайные задумки сияли большими печатными буквами. Их легко было прочесть…

— Когда это ты успела прочитать, что я люблю тебя, если ехала с закрытыми глазами? — Промямлил, ошарашенный ее напором.

— Женщины, страшные создания. Они через одну — ведьмы. А ведьмам — что темнота, что закрытые глаза — все непочем, любимый. — Вероника обхватила мою голову теплыми мягкими ладонями, пригнула к себе, впервые крепко и сладко поцеловала в губы. Целовала жарко, долго, прижавшись всем телом, не отпуская мою голову, не давая отвести лица, сказать хотя бы одно слово.

— Не говори мне о Родине. Ты, другое дело, связан присягой, здесь твоя жизнь, твой путь, счастье. Ты счастлив в Армии, с друзьями, в небе… Это совсем другое, иные отношения между людьми. Узы братства, корпоративности наконец. Вы оторваны от земной жизни в своем вертолете, гарнизоне на краю света… Будет ужасно, если жизнь разорвет эти зыбкие стены и ворвется в ваш мир, как она разрушила мой дом и ворвалась в мою жизнь. Не дай бог вам этого. Летай, служи и будь счастлив. Но это потом. Сегодня — у нас свадьба, медовый месяц и… супружеская жизнь до самого утра. Я беру тебя замуж мой герой, мой суженый, мой любимый…

Она не выдержала и разрыдалась.

Мы любили… Мы не выпускали друг друга из объятий всю ночь. Распухшие губы щипала соль слез, но они были сладки от счастья. И волосы ее источали мед… Глаза сверкали словно черные агаты… Ее кожа была нежна как атлас… Под утро бархатная ночь сменилась мутным тусклым рассветом.

— Не спи, ну не засыпай. Уже светает. Еще несколько часов и ты уйдешь навсегда, мой муж.

И плакал я от бессилия удержать счастье. А её глаза были сухи и не внимала она моим доводам. Доводам рассудка.

— Увольняйся из Армии. Я пришлю тебе вызов и ты приедешь ко мне. Я буду ждать тебя всю жизнь, муж мой. Ты приедишь и я научу тебя языку, ты будишь учиться, а я работать. Потом ты станешь летчиком и будешь летать, а я ждать тебя с детьми в нашем доме. Ведь у нас будут дети. Столько сколько ты захочешь. Мы объездим весь мир. Побываем в музеях всего света. Лувре, Ватикане, Венеции, Лондоне… Будем купаться на Гавайях, Ривьере… Обещай мне, любимый…

Она заплакала и лицо ее стало мокрым от безнадежных слез расставания, и доводы ее сердца разбивались о панцырь моего долга. Высохли мои слезы, но не прекращалась наша любовь, рвущая на части сердца, сминающая чувства. И никто не мог уступить. Долг и любовь, вера и разочарование, честь и безверие…

На улице рассвело и свет прогнал по углам комнаты остатки ночного таинственного ведовства.

— Ты уходишь, — сказала Вероника. — Пойди прийми душ, освежись немного.

В коридоре меня догнал ее отчаянный крик — Постой! Вернись!

Я вбежал обратно. Вероника нагая, с растрепанными волосами, распухшими, широкими, раплющенными поцелуями губами, зареванными, полными слез несчастными глазами бросилась мне на грудь.

— Нет, не сегодня. Пусть сегодня на твоем теле остаются следы моих рук, моих поцелуев, моего тела…. мой запах. И я сохраню тебя… хотя-бы еще на день. Она отодвинулась от меня, отстранила от себя, не дала приблизиться вновь. — Тебе пора. Одевайся и уходи.

Жена смотрела как я одеваюсь и впитывала меня глазами. Было неловко, жутко от ее взгляда. Я путался в одежде, торопился. А она смотрела и смотрела, зажав рукой рот, не отрываясь, не скрывая своей наготы. Вставшее в полный рост степное казахстанское солнце, разогнавшее болотную мороку предрассветной дымки освещало ее фигуру, сушило слезы, золотило нежную кожу с незагоревшими полосками.

— Ты прекрасна, жена моя! Моя любимая, мое чудо.

— Я люблю тебя, мой муж!

— Я люблю тебя, Вероника, жена моя.

Нагая, она подошла ко мне, взяла за руку и повела ко входной двери. Распахнула ее настежь, не стесняясь и не боясь ни черта, ни бога, ни людей.