Первое предательство - Патриция Брей

Почему-то, выяснив это, монах почувствовал странное спокойствие. Рано или поздно огонь все равно бы потух. Когда приблизился закат, ветер стих и дождь уменьшился. Путник встал и поискал самые сухие ветви, хотя выбор оказался невелик: влажное дерево или затопленные ветки.

Он сложил маленькие хворостинки в аккуратную пирамиду, а сухой уголек и палочки из узелка запрятал в середину. Пришло время выяснить, были события той ночью счастливой случайностью, либо Джосан действительно обладал старинным знанием. Ученый вытянул обе руки над огнем, как это делали уличные фокусники. Собрав все внутренние ресурсы воедино, он сфокусировал волю.

— Огонь, призываю тебя! Ничего не произошло. Пришлось попытаться снова:

— Пламя, приказываю тебе появиться! — повторил беглец, чувствуя себя полным дураком.

Это тоже не сработало. Он постарался отогнать мысли об абсурдности происходящего и сфокусироваться на вере, что все получится. Единожды Джосан разжег огонь, сможет и во второй раз. Однако многочисленные попытки и уверенность в успехе не принесли никакого результата.

В конце концов монах решил вызвать гнев, добравшись до самых глубин своего «я».

Танцующее пламя появилось перед глазами и в мыслях. Взгляд обратился к костру, и в голове не осталось места для раздумий. На какое-то время Джосан погрузился в созерцание красоты огня, пока вдруг потрескивание смолистой ветви не вывело его из задумчивости.

Сцена, открывшаяся взору, показалась невероятно странной, и монаху почудилось, будто он все еще спит. Путник покачал головой, потом потер глаза ладонями, но когда открыл их снова, то изменений не заметил. Он по-прежнему находился в своем укрытии под соснами, и единственными компаньонами оставались деревья и угасающий костер, защищавший от холода ночи.

Это не первый подобный сон. Были и другие, наполненные перемешанными образами незнакомых мест и лицами чужаков, хотя на сей раз наваждение выглядело реальнее, чем раньше. Монах ощущал тепло огня у ног и влажную землю под ступнями. Ему было холодно, живот сводило от голода. Чувствовалась вонь от лохмотьев, в которые был одет, и боль во всем теле. Кожа чесалась — много времени прошло с тех пор, как он мылся.

Что же происходило тогда? Последние отчетливые воспоминания касались коллегии и брата Никоса.

Неужели все эти странности из жизни после смерти? Джосан никогда не боялся умереть. Может, сны — испытание, которое нужно пройти? Преодолеть, чтобы доказать всем, что может вернуться к своему обычному статусу? Тогда здесь есть смысл. Вряд ли ему хватит воображения, чтобы представить, что можно опуститься ниже, чем сейчас Но почему Боги так поступают с ним? Конечно, они знают грешников достаточно хорошо, чтобы судить. Да и ничего стоящего монах не узнал, пока жил с крестьянами.

Есть ли вероятность, что видения — результат наркотического опьянения? Его тело находится в безопасности в Каристосе, а разум витает в безумии? Или именно сейчас первое реальное пробуждение, а прошлые сны — вовсе и не сны, а воспоминания жизни, которую он ведет сейчас.

Дрожь пробежала по телу, когда Джосан вспомнил рассказы няньки об одержимых дьяволом, о людях, чьими душами овладело зло. Легко насмехаться и подшучивать над подобными рассказами, когда сидишь в знакомой обстановке, и повсюду горит свет, и нет темных углов. Теперь монаха интересовал лишь один вопрос: где истина, а где выдумка?

Хотя есть ли в этом смысл? Будь то сон наяву либо бесчеловечное испытание, Джосан все равно преодолеет все трудности. Если он дремлет, то постарается контролировать ситуацию, пока не проснется. Ученый не позволит себе опуститься до незнания. Даже сейчас ужас эхом отзывался по всему телу, и беглец представил, что это демон борется внутри, чтобы поскорее вырваться на свободу. Если проверка, тогда монах докажет, что достоин возвратиться в мир, оставшийся позади. Все просто, пока безумие, скрывающее в недрах разума, не поглотит его полностью.

А если это чей-то заговор, направленный на полное уничтожение Джосана, то он найдет предателей и проследит чтобы те были наказаны за грехи.

Чтобы оставаться в живых, нужна пища. Путник исследовал заплечный кожаный мешок, лежащий рядом, однако нашел только завернутый в тряпицу кинжал и пригоршню грязи. Он хотел в ярости выбросить сгусток, как вдруг почувствовал запах сушеного овса. Когда бедняга поднес кулак ближе к глазам, то заметил несколько семян. Любая лошадь отказалась бы от такого кушанья, но выхода не было, и Джосан заставил себя съесть горсточку, а потом промочил горло остатками воды из бурдюка на поясе.

Монах внимательно осмотрелся по сторонам, однако облака покрывали луну, как саваном, и дальше своего небольшого убежища он ничего не видел. Неподалеку должен пролегать торговый путь, но придется дождаться утра, чтобы к нему выйти.

Дорога приведет к людям, а где люди — там еда. У странника нет денег, зато имеются знания, с помощью которых можно получить все, что захочется. Потом он отправится на поиски ответов. А пока нужно собрать хворост для костра. Поддержание огня обеспечит теплом и заставит мозг сфокусироваться на проблемах. Спать нельзя. Есть только один шанс освободиться, и Джосан не мог его упустить.

Джосан вздрогнул от шипения, доносившегося от костра, на котором жарился цыпленок, а потом в замешательстве потер глаза. Он научился зажигать огонь, но чтобы призвать курятину из ниоткуда?

Беспокойство выросло, когда монах осознал, что в округе нет деревьев. Он находился на лугу, и круг утоптанной земли указывал, что и другие путешественники воспользовались этим местом. Но как странник оказался здесь? Последнее воспоминание — ужасный день, проведенный под дождем в грязи, и лагерь на ночь под соснами, а потом — пустота.

Беглец помнил, как пытался вызвать древнюю магию. Неудачи следовали одна за другой, он обратился к гневу, а после — ничего.

Будто он все проспал, хотя, судя по всему, вовсе и нет. Видимо, Джосан путешествовал, а по ощущению тяжести в руках, даже и трудился день либо два. Жарившийся на вертеле цыпленок — результат трудов или нового открывшегося таланта — воровства?

Желудок скрутило, когда ученый представил, как долго путешествовал, ничего не осознавая. Один день? Два? Или дольше? Где он был? Что делал? Какой дух овладел его телом?

Без присмотра цыпленок начал подгорать и высушиваться, а на Джосана накатила волна ужаса. Что же это за безумие, которое овладевает душой? Раньше монах винил в обрывочности воспоминаний лихорадку, а вдруг болезнь не причина? Что, если им не впервые овладевает сумасшествие?

Факты из прошлой жизни, казавшиеся правдой, теперь исчезали один за другим, обнажая страшную неизвестность.

Джосан начал путешествие, чтобы добраться до ответов, веря, что лучше знать истину, несмотря ни на что. Теперь уверенности не осталось. Зачем нужны откровения? Возможно, монахи ошибались. Возможно, существуют вещи, которые лучше оставить неизведанными.

Хотя существует и еще одна вероятность: а вдруг он уже познал правду, и именно она повредила разум? Часть его, та, что умела призывать огонь и управляла Джосаном несколько последних дней, — вдруг это и есть истинное «я». Раздавленный весом какого-то ужасного знания, Джосан предпочел спастись бегством в неизвестное. Прожитые часы — иллюзия, собственное «я» — обман, а настоящая сущность спит, защищенная от последствий.