Первое предательство - Патриция Брей

Будь у Джосана выбор, он никогда в жизни не рискнул бы остаться в таком городке, как Атика. По меркам империи поселение считалось крупным, к тому же через него проходила важная дорога, связывающая область с соседними. Официальные гонцы проезжали здесь регулярно, и если бы слухи о беглом монахе, которого разыскивают за убийство, просочились сюда, то обитатели городка наверняка были бы в курсе.

Однако голод — хозяин жестокий и более сильный, чем простая логика, и именно из-за него пришлось остаться в городке. Джосан не планировал задерживаться здесь, он хотел только заработать на еду, когда снова вмешалась судьба. И сейчас казалось, что все его страхи безосновательны. Многие посматривали на чужака с подозрением, но это из-за Майлза, которого считали отщепенцем.

Когда тележка опустела, монах кинул внутрь лопату и откатил к сараю, оставив на обычном месте под нависающей крышей, куда не попадал дождь. Как только он повесил скребок на крючок, то услышал шаги.

В течение шести дней, что Джосан работал у Майлза, тот следил за ним как ястреб, как и полагалось человеку, доверившему ценных лошадей незнакомцу. Сегодня первый день, когда его оставили одного. Интересно, хороший это знак или плохой?

Беглец держался спокойно, расслабившись. Не важно, что произойдет, сейчас он чувствовал себя куда лучше, чем неделю назад. Регулярные приемы пищи восстановили силы, а спокойный ночной сон отогнал истощение, постоянно преследовавшее Джосана последние месяцы.

Если придется уйти, то вещи собраны, но ему хотелось остаться. Правда, здесь не место, где отыщутся ответы на вопросы, мучившие его так долго, тем не менее еда, укрытие и возможность заработать честные деньги прельщали очень сильно. Джосан до сих пор не был уверен, что в Каристос можно вернуться, однако существовали и другие города и другие библиотеки, которые содержат все ответы, необходимые ученому. Они не откроют двери попрошайке, а вот странствующий монах — совсем другое дело.

— Сегодня седьмой день, — сказал Майлз. Помощник кивнул.

Хозяин замолчал, видимо, ожидая, что чужак заговорит, но тот стоял молча, прекрасно зная, что владелец конюшни уже принял решение, и каким бы оно ни было, Джосан не станет унижаться, умолять и выпрашивать.

Губы старого вояки скривились в неком подобии улыбки. Он залез в карман, вытащил небольшой кожаный кошель и кинул его помощнику.

— Пять медяков, как я и обещал. Теперь ты остаешься? — До весны, — ответил бродяга, только сейчас осознав, что затаил дыхание.

Быстрый взгляд Майлза скользнул по помощнику, на мгновение задержавшись на одолженных ботинках, которые Джосан носил, чтобы не пачкаться в грязи, которая есть в любой конюшне.

— У сапожника Салво магазин на углу третьей улицы, как раз за зеленым фонтаном. Когда закончишь, загляни к нему. Он тебя ждет.

— Но... — начал было монах. Пять медяков не покроют стоимость новых башмаков, этого даже не хватит на починку.

— Ты едва можешь в них ходить, — перебил хозяин. Нынешние ботинки принадлежали бывшему владельцу конюшни, ступни у того были длиннее и шире, чем у Джосана, поэтому приходилось обматывать ноги лоскутами. Несмотря на то, что обувь плохо сидела, служила она лучше, чем оборванные сандалии.

— Я вычту стоимость из твоей будущей зарплаты, — сказал Майлз.

— Договорились.

Интересно, хозяин действительно заберет стоимость ботинок, либо это просто хитрость, чтобы прикрыть благотворительность.

Джосан знал владельца всего лишь неделю, но уже успел понять: несмотря на кажущуюся открытость, тот был не так прост, хотя и рассказал в первый день знакомства историю своей жизни. Самый младший из шести, он не хотел мириться с жизнью сына фермера, поэтому едва ему исполнилось двенадцать, мальчишка сбежал из дома, направившись в Каристос, столицу империи.

Там особых перспектив не было. Без профессии и без семьи выбор стоял между мелкими преступлениями или вступлением в императорскую армию, которая в тот период отчаянно нуждалась в рекрутах, чтобы сражаться в бесконечной войне с Видруном. Майлз выбрал армию и, продвигаясь по служебной лестнице, дослужился до сержанта. Через двадцать лет заработал пенсию, ушел в отставку и, воспользовавшись накопленными средствами, купил конюшню.

История рассказывалась не для того, чтобы довериться слуге, и не для того, чтобы показать, что они делят кров и еду на равных. Джосан никогда раньше не выступал в роли прислуги, однако протокол старался соблюдать. Не стоит пытаться налаживать дружеские отношения с тем, кто немного лучше раба.

Однако не сочувствовать Майлзу монах не мог, ведь тому совершенно не с кем было общаться. Флорек, племянник прежнего владельца, не только владел самым крупным постоялым двором, который находился прямо напротив конюшни, но и заезжим домом поменьше на другой стороне города, а также тремя тавернами. По стандартам Атики он был богатым человеком и не привык, чтобы ему переходили дорогу. Особенно чужаки, не имеющие ни кровных связей, ни положения в провинции.

Если бы не Флорек, жители городка приняли бы новичка, так как Майлз достаточно приятный мужчина и, как отметил Джосан, скрупулезно честный в делах. Но пока сержант не найдет способ обойти противника, либо пока племянник не выберет новый объект ненависти, вряд ли кто-то станет набиваться конюху в друзья, навлекая, таким образом, гнев властного человека, к тому же имеющего связи в магистрате.

Не впервые монах задался вопросом, почему хозяин так и не продал конюшню конкуренту и не обосновался где-нибудь еще. Возможно, когда-нибудь и поинтересуется. 11ока Джосан не собирался ничего выспрашивать, чтобы не пришлось отвечать самому.

Деньги из маленького кошелька перекочевали в тунику — вдруг придется бежать, тогда он снова останется без монетки.

Джосан посетил сапожника, который измерил ногу и велел приходить через три дня. Так монах оказался владельцем пары простых, но прочных ботинок и с радостью расстался с негодными.

В тот день, когда Джосан стал обладателем новой обуви, Майлз попросил оседлать почтовую кобылу и вывести ее в загон. С предыдущими сложностями помощник справлялся без труда и теперь надеялся, что седлание придется ему по силам. Когда ученый путешествовал раньше, он ездил верхом в очень редких случаях, но всегда в компании проводника, который гарантировал, что монаху досталось спокойное животное, привыкшее к неловким движениям новичка.

Когда Майлз спросил Джосана, умеет ли тот ездить верхом, на кончике языка вертелось «нет», но тем не менее какое-то странное ощущение заставило сказать «да». Видимо, тот же инстинкт подсказал, что он может управляться с породистыми скакунами. Где ученый получил эти навыки — вопрос, который не хотелось исследовать слишком подробно. Как и неожиданное владение рукопашным боем, верховая езда — умение, которому Джосан не помнил, чтобы учился. А ведь и это мастерство спасло ему жизнь. Сержант никогда не предложил бы работу человеку, не умевшему отличать перед лошади от зада.

Джосан понимал, что намеренная слепота и нежелание искать правду — всего . ишь форма трусости, но и в этот раз он постарался об этом не думать. Законы, диктовавшие правила поведения ученому, играли все меньше значения, когда дело дошло до выживания.