Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Ну, смотри… Я тебя и так задержал своими разговорами. Не удивляйся, тут есть причина…

— Какая?

Лев Семенович усмехнулся, глядя мимо Лодьки:

— Об этом как-нибудь потом…

Цирк и кино

В том году сентябрь был как лето. Лишь солнце вело себя по-осеннему: заходило теперь гораздо раньше и не за дальними тополями в начале улицы Герцена, а левее, за низкими крышами и черными елями Большого Городища. И еще признак ранней осени — в теплом воздухе плыли невесомые, похожие на шелковистых пауков семена…

Цирковая дирекция, обрадовавшись теплу, решила продлить летние гастроли. В прежние годы Тюменский цирк спешил к осени закончить работу и труппы разъезжались по другим городам: дощатое круглое здание с жестяным куполом не было приспособлено к холодной погоде. А нынче — вот…

На углу Дзержинского и Урицкого бодрая тетушка в нарукавниках из мешковины клеила на фанерную тумбу афишу с желтым львом, перед которым бесстрашно приплясывал румяный клоун. Он широко улыбался. Лодька и Борька, глядя на афишу, не улыбались.

Нынешнее воскресное представление им «обломилось». У них была десятка на двоих (Борькина), и они пришли к цирку пораньше, чтобы занять очередь за билетами. Конец очереди «торчал» из дверей обшитого фанерой вестибюля, любители цирковых радостей (в основном ребята) терпеливо топтались на деревянном тротуаре.

Лодька и Борька встали в конце очереди. Предстояло около получаса томиться в надежде и сомнении: хватит ли в кассе пятирублевых билетов? Но спокойно потомиться им не дали. Бесшумно возникла рядышком компания мелкой шпаны во главе с известной личностью по кличке Фиксатый — этакий приблатненный тип ростом с Лодьку и с желтой коронкой на верхнем зубе.

— Парни, отойдем малость в сторонку, — вежливо попросил «адъютант» Фиксатого — некий Кныша с головой, похожей обросший рыжим пухом огурец.

— Чё надо… — сумрачно сказал Лодька, хотя «чё надо», было ясно сразу.

Борька выразился в том же смысле: мол, к вам не лезут и вы не лезьте…

Но компания ловко и тихо (она это умела) оттерла Борьку и Лодьку в сторонку и повела давно отрепетированный разговор. Мол, нас много (было их шестеро), а деньжат маловато, в цирк же хочется всем и будет справедливо, если «мальчики» поделятся сбережениями… «Сегодня вы нам, а завтра мы вам, как у добрых корешей…»

Лица у «корешей» были одинаково скучные (несмотря на улыбки). Глаза — равнодушные. Из приоткрытых ртов с желтыми зубами несло табачной вонью.

Лодька впервые попал в такой переплет. Будь он один — рванул бы без оглядки до «герценского» двора, куда эти гады сунуться бы, конечно, не решились. Борька потом признался, что и у него мелькнуло такое желание. Но драпать вдвоем — это как-то… в общем, не получилось бы. И Лодька понял, что пришла пора героически погибнуть на месте. От этого понимания ослабли ноги и отяжелел живот. У Борьки, наверно, тоже. Но ему повезло больше. Прямо у Борькиных ног валялся в траве толстый обломанный сук желтой акации. Борька схватил его и сделал прием, про который говорил потом, что это «закрытая роза» (как в книжке «Отверженные»). Для Лодьки оружия не нашлось, и он просто прижал к бокам локти и выставил кулаки.

— Идите на фиг, а то как вломлю… — тонко, почти пискляво, пообещал Борька.

Ни Борькина угроза, ни Лодькина боевая стойка компанию Фиксатого не устрашили. Фиксатый покачал головой:

— Нехорошо, мальчики. Мы ведь…

Но бывает, что судьба помогает тем, кто не сдается сразу. Послышалось размеренное стуканье крепких сапог. Это по изогнутому дугой тротуару шагали в ногу два милиционера в широких галифе и сверкающих серебряных погонах.

— Ноги-ноги, детки, — вполголоса скомандовал Фиксатый, и компания как-то сразу оказалась в сторонке. Пошли прочь, независимо покачиваясь и даже что-то напевая. Бравые милицейские лейтенанты на ходу глянули им вслед. Потом глянули на Лодьку и Борьку, усмехнулись. И пошли дальше, к цирку. Им, небось, и билеты были не нужны — доблестной милиции везде открытый вход…

Компания Фиксатого бесследно растворилась в пространстве. Лодька и Борька (все еще сжимающий сук) снова встали в очередь. И отстояли полчаса. И узнали, что билеты остались только на два первых ряда, по десять рублей за место. Да еще в ложу (что прямо у арены) — по двенадцать…

Едва ли задержка из-за Фиксатого сыграла здесь какую-то роль, но Лодька и Борька в два голоса прокляли «этих уголовников» — чтобы облегчить души.

— Пойдем проедим деньги, — сказал Борька. — В Городском саду у памятника Сталину буфет открылся, там горячие пирожки с повидлом.

Лодька рассудил иначе. В «Комсомольском» очередной раз шел фильм «Дети капитана Гранта». Можно было за четыре рубля купить два билета, а остальные деньги, если уж Борьке невтерпеж, пусть пойдут на пирожки — в кинотеатре тоже есть буфет.

На том и порешили.

Перешли наискосок Первомайскую, прошагали квартал по Урицкого и там увидели тумбу, тетушку и афишу.

Пестрая афиша напомнила друзьям о представлении, которое сегодня в четыре часа дня начнется без них. Но судьба (нынче она была добрая) снова решила сделать им подарок. В конце квартала, где-то на перекрестке с улицей Челюскинцев, грянула духовая музыка! Заблестели трубы, засверкали пестрые одежды, завертелись на высоко поднятом турнике разноцветные гимнасты, взлетели в воздух громадные мячи!

Это двигалось цирковое шествие.

Такие демонстрации цирк раза два или три уже устраивал этим летом — для привлечения зрителей. И сейчас, видимо, решил снова поразить жителей Тюмени — в честь близкого закрытия сезона. Шествие, судя по всему, уже обошло весь центр и теперь возвращалось к цирковому скверу. Странно только: отчего эта колонна жонглеров, клоунов и акробатов двинулась не по привычному маршруту — от Музея по улице Ленина до Первомайской, — а свернула на довольно захолустную, даже немощеную улицу Урицкого? Но тут же Лодька вспомнил: на улице Ленина от «Дзержинки» до Первомайской кроют асфальтом булыжную дорогу.

Он и Борька зашагали навстречу музыке и сверканию. И остановились посреди квартала, чтобы пропустить мимо себя этот карнавальный поток: оркестр, жонглеров с шарами и блестящими тарелками, клоунов, которые лупили друг друга по спинам трескучими дубинами, борцов с шарообразными резиновыми мускулами, украшенный лентами грузовик, в кузове которого кувыркались и вертелись на перекладинах усыпанные блестками акробаты, и силача Ивана Воробушкина, вертевшего над головой — будто колесики от детского автомобиля! — громадную черную штангу…

Потом в колонне случился разрыв, а посреди этого разрыва неторопливо ступал тонконогий великолепный конь — белый с алюминиевым отливом. По бокам шли униформисты в своих длиннополых мундирах с зубчатыми узорами и сияющими пуговицами, но коня вели не они. Его вела под уздцы девочка лет десяти — с длинными светлыми волосами, в серебристом костюме балерины и туфельках Золушки, которые, казалось, даже не касались сухой утрамбованной дороги.